Канта Ибрагимов - Маршал

– А откуда машина?

– Лёхина. Соседа.

– А ты умеешь водить?.. И права есть?

– Я окончила Военно-медицинское училище. Там всему нас учили, – тут она усмехнулась, – кроме лезгинки.

Тоте было не до шуток, он ещё пребывал в напряжении, всё смотрел на часы:

– А мы успеем?

– Не волнуйтесь, успеем.

– А-а как ты узнала, что за мной машина не приехала?

– А вы мне сказали, с кем договорились. А я знаю, что его драндулет в такой мороз не заводится. Пошла посмотреть – точно. Пришлось Лёху будить.

– Спасибо… Спасибо и Лёхе, и тебе, – уже спокойным голосом говорил Тота. – Вот. – Он достал деньги. – Это Лёхе и тебе.

– О чём вы говорите? – жестко среагировала она. – Уберите, пожалуйста!

Какое-то время ехали молча, но вскоре пассажир вновь встревожился:

– Что это такое? – Теперь и лобовое стекло почти полностью заледенело и дороги не видно.

– На такой скорости при таком морозе печь не рассчитана, – поясняет Дада – Только не волнуйтесь. Возьмите вот эту палочку и очищайте стекло.

Тота стал скрести лобовое стекло.

– Да не у себя, а передо мной. – Уже и Дада волнуется.

С неимоверным усердием Тота стал скрести прямо над рулем водителя. Процесс малоэффективный, лишь маленький островок, как небольшое отверстие в мир, удается Тоте очистить, и, наверное, даже при этом Дада довела бы машину до цели, да словно коварный удар под дых, машина вдруг дёрнулась раз-второй, мотор заглох, стало тихо. Слышно лишь, как ещё скрипят шины, но и этот звук, как оледенелое сердце, замирает. Машина стала. Пару раз Дада ещё пыталась мотор завести. Аккумулятор сел.

– Что случилось? – испугался Тота.

– Мороз… Может, бензонасос замерз.

– Что будем делать?

– Сидим…. Бог пошлёт нам спасение. Будет кто-то ехать. Должен.

– А если?

– Надо верить. Молчим. Надо сохранить тепло и прислушаться…. Звук мотора услышим.

– А если не остановит.

– Тут такого не бывает… Не волнуйтесь. Тихо.

Наверное, несколько минут молчали. А потом Дада тяжело вздохнула и очень тихо заговорила:

– Знаете, наш детский дом был в здании губернатора Севера. В одной половине мы – дети врагов и предателей, а в другой жили семьи новых хозяев страны… В коридоре, в стене, осталась дырочка от гвоздя, в которую мы всегда подсматривали, облизывались и мечтали когда-либо жить…

– К чему ты это? – также тихо прошептал Тота.

– Просто когда смотрела в эту дырочку, что вы очищали, вспомнила, как подсматривали… Всё. Ничего не видно. Не увидела. И не увижу.

– Что?! – заорал Болотаев. – Я не могу так умереть! Надо двигаться. Надо выйти.

– Стойте. Сидите! В машине пока ещё теплее.

– Нет! – Тота уже выскочил. Вслед за ним и она.

Солнце не видно. Оно появится лишь к обеду, но небо уже светлое, синее-синее. Ни единого облачка. Стойкий мороз. Дада сплюнула.

– Слюна не треснула, на лету не замерзла. Не ниже сорока.

– Тебя это радует? – страх в голосе Тоты.

– Да вы не бойтесь… Лучше сядьте в машину.

– Разве это машина – колымага… Зачем ты на ней за мной приехала?!

Дада отвернулась.

– Что будем делать? – кричит Тота. – Может, обратно пойдем… А может, что рядом есть?! Я здесь околею. Моё пальто.

– Наденьте мою шубу, – бросилась к нему Дада, и вправду на ходу снимая тулуп.

– Нет! – вдруг прорезался голос Тоты. – Не смей! Я выдержу!

– Кажется, машина! – воскликнула Дада. – Тихо!

Тишина. Только от мороза где-то истошно затрещали карликовые болотные березы.

– Я не могу… Мне плохо, – заныл Тота.

– Я дура: второпях спирт, аптечку и даже спички не взяла… А может, в машине что есть. – Она кинулась в салон. – Есть!.. Это водка, а скорее спирт.

Она откупорила бутылку, принюхалась, отпила глоток:

– Ой! Спирт… Выпейте. – Она протянула небольшую бутылку. – Вначале глубокий выдох и не вдыхая глоток.

После этой процедуры Болотаев стал кашлять, задыхаться, потом отпустило и даже стало полегче, потеплее изнутри.

– А ну ещё раз.

Всё повторилось. И после небольшой паузы Тота сказал:

– Дай ещё.

– Нет, – твердо сказала Дада. – Больше не положено, а то опьянеете и будет совсем плохо и опасно.

– Мне уже плохо и опасно… дай, – двинулся он к ней.

– Нельзя. – Она отошла. – Осталось немного… А вдруг придется машину поджечь.

– Чужую машину? – удивился Тота.

– Это на крайняк.

– Уже крайняк! Мне холодно… Дай спирт.

– Вы опьянеете.

– Будет легче умирать. Дай.

– Нет! – Она просто вылила остатки и бросила бутылку в сторону.

– Ты что – дура! – возмутился Тота. – Вообще-то, что ты дура, я давно понял… Просто я дурнее тебя, что с тобой связался.

– Не нервничайте… Сядьте в машину.

На сей раз он последовал её совету. Вскоре вышел. У него уже губы посинели.

– Дада, спаси. Подожги машину. Спаси.

– Нет. Это чужая машина. Как я рассчитаюсь.

– Да я тебе десять таких колымаг куплю. Спаси меня… Это глупая смерть.

– Чуть-чуть потерпите. Чуть-чуть, – пыталась она его успокоить. – Садитесь в машину.

Он уже был очень плох. Она помогла ему сесть в машину, говоря:

– Ещё чуть-чуть потерпим… Я верю, кто-то ведь должен ехать. Тихо! – крикнула она, а Тота уже и не мог говорить. – Шум. Едет! Машина. Мы спасены… Выходите!

От этой надежды Тота ожил.

– Выходите. – Теперь Дада уже вытаскивала его. – Слышите? Слышите? Мы спасены.

– А они остановят?

– Конечно… А ну-ка, идите сюда.

Новая беленькая «Волга» ехала быстро, выкидывая за собой клубы белого пара. Приблизившись, «Волга» явно сбросила скорость, а после, наверное, хотела объехать, но Дада буквально бросилась на капот и, как только машина остановилась, в прыжке раскрыла переднюю дверь.

– Вы! – На мгновение она застыла. – Пал Палыч?!

– Да. Мы опаздываем в аэропорт. На совещание в Москву, – слышит Тота четко выверенный начальственный голос. – Вас следующая машина подберет. У нас мест нет.

– Да что вы говорите! – Дада нагловато заглянула в салон. – О! Здравствуйте. Ваша супруга?

– Моя супруга.

– А этот помощник тоже в Москву?

– Он сопровождает меня.

– Вас или вашу супругу?

– Что? Что вы себе позволяете. Закройте дверь. Поехали!

– Я вам поеду?! – Дада уже раскрыла заднюю дверь. – А ну вылезай. – Она так рванула, что молодой человек с заднего сиденья вывалился на дорогу, а Дада крикнула Тоте: – Сюда! Быстрее! Садитесь… Стойте! – Она бросилась к «жигулям», достала портфель Болотаева, забросила и его в «Волгу». – Он тоже в Москву. Спасибо! – Она захлопнула дверь. – Счастливого пути!

Наверное, в жизни каждого человека есть моменты, которые вспоминать не хочется и не вспоминаешь, потому что некогда и нечего излишне память дерьмом загружать. Однако, попав в российскую тюрьму, ты понимаешь, что всё, что было до этого на воле, – благодать, вот и вспоминаешь всё, как некое спасение от реальности…