Канта Ибрагимов - Маршал

– Не знаю… Вот. Печать, подпись, дата. Так что учитывая наши добрые отношения, уважая моих чеченцев-друзей по армии – три тысячи и сразу, а не по частям… Но если дойдет дело до суда, то это всё утроится. Так что спешите… И пусть хотя бы дадут характеристику положительную с места работы. Отрицательных в нашей практике я и не встречал.

Обескураженный Тота поздно вечером возвращался в общежитие, когда чисто боковым зрением уловил, как какие-то подозрительные тени отделились от заснеженной стены, двинулись за ним, и по походке одного из них он вроде узнал Лёху, и надо было бы интуитивно мобилизоваться, но он устал, очень устал и уже оправдывал в душе самого себя, что, мол, всё, что мог, он сделал и ещё, может, сделает, а на данный момент надо завтра возвратиться в столицу и там время покажет, как и без того мрачный мир и вовсе померк.

Очнулся он в какой-то машине. Окончательно пришёл в себя в приемном отделении больницы, откуда хотел и смог бы быстро уйти, потому что было очень холодно, грязно, всюду ещё не запёкшаяся кровь и какая-то вонючая слизь и никакого внимания.

Добрые люди, которые его обнаружили и доставили в больницу, уехали. Принявшая его врач с ходу спросила паспорт, и только тогда Тота понял, что его обворовали, но оглушили не совсем, потому что он всё же сообразил, что теперь идти ему некуда, а больница – и крыша над головой, и государственное учреждение, где не только врачи, но и милиция, может быть, поможет ему, а более теперь и некому.

Только теперь Болотаев ощутил состояние, когда ты в далеком, чужом краю, без документов, без денег и никого из знакомых, а тем более родных нет.

Вот теперь он с ещё большей болью стал думать об Иноземцевой… А какого ей? К тому же в тюрьме. А каков он сам? Кто теперь ему поможет?

От этих мыслей, а скорее от сотрясения, у Болотаева в голове начался страшный гул… Очнулся он в палате.

– Вы свою фамилию, имя помните? – Над ним доктор в белом халате.

Было ещё много вопросов и беглый осмотр, после которого был поставлен диагноз:

– Вам повезло – шапка у вас хорошая. Она вас и спасла… Кстати, к вам товарищ из органов.

Почему-то Болотаев подумал, что это должен быть тот же следователь прокуратуры с ухоженными ручонками, который даже побрезговал у него тысячу рублей взять. Однако появился простой капитан милиции – по виду работяга с большими, грубыми ручищами. Он, как, наверно, положено по инструкции, тщательно провел допрос потерпевшего, всё записал и в конце спросил:

– Особые пожелания есть?

– Есть, – бойко ответил Тота. – Как бы улететь в Москву – паспорта и денег нет?

Капитан немного подумал и сказал:

– Так. Есть у нас ваш земляк. Я ему скажу.

Было очень поздно, когда появился молодой человек в накинутом белом халате и, хотя в палате было десять человек, не мешкая подошёл к Тоте, по-чеченски поздоровался, позвал в коридор.

Тота всегда думал, что любого чеченца он смог бы узнать, однако этого – с чисто чеченским именем Ваха, он никогда бы не распознал.

Старший лейтенант милиции был по-служебному немногословен. Первым делом он передал больному солидный пакет с едой и напитками и без особых церемоний постановил:

– Раз так случилось – надо здесь полежать, долечиться, как врачи велят. С протоколом допроса я ознакомился. Справку на дорогу выдадим, деньги на билет – поможем. Вот только вопрос – Иноземцева, о которой вы печетесь, кем приходится?

Болотаев задумался. То, что можно было ляпнуть чужому человеку – мол, знакомая или почти невеста, теперь не скажешь и дал такой ответ:

– Она спасла мне жизнь и сама из-за этого пострадала.

– Понятно, – изучающе посмотрел на Болотаева милиционер. – А вот этот Лёха – его роль?

– Его роль? – переспросил Тота. – Не знаю.

– Придется выяснить, – сказал милиционер. – Поправляйтесь.

Через день Болотаев выписался из больницы и сразу, как ему сказали, направился в милицию, где его ждал земляк:

– Так. Вот справка по закону, а вот деньги на дорогу от меня. Если хочешь помочь гражданке Иноземцевой, то напиши заявление, что на тебя совершил нападение не кто иной, как гражданин Ушаков.

– А кто такой Ушаков? Этот Лёха? – Тота задумался. – А может, не он?

– Проверим. Это наша работа реагировать на заявления граждан. По заявлению Лёхи задержали Иноземцеву, а теперь появится и ваше заявление.

– Теперь меня затаскают по судам Когалыма как свидетеля? – опечалился Болотаев.

– Возвращайтесь в свою Москву, – был вердикт.

Прибыв в Москву, Болотаев посчитал, что он что мог для Иноземцевой сделал, по крайней мере по уши залез в долги, и теперь пора о ней позабыть, ведь сколько по жизни людей встречаешь, навсегда расстаешься и, слава Богу, не вспоминаешь. И для этого Болотаев даже написал заявление в ученый совет, чтобы ему поменяли объект исследования, а ещё радикальнее – даже тему диссертации.

Заявление Болотаева частично удовлетворили: тему значительно расширили – «сравнительный анализ» многих нефтедобывающих объектов, что, кстати, ему очень в дальнейшем помогло, а вот «Когалым-нефть» из-за инцидента убрали и теперь туда ни направления, ни командировки нет, а Тота так и не смог про Иноземцеву забыть, наоборот, он всё более и более страдает, не имея каких-либо сведений о ней, но оттуда вдруг пришло уведомление – почтовый перевод 500 рублей и приписка от Вахи: «Всё, что смог. А Иноземцевой, раз она жизнь спасла, надо помочь жить».

Заимев такие деньги, Тота решил, как получится, просто на ближайшие праздники, вылететь в Когалым, хотя бы земляка по-человечески поблагодарить, однако он его больше никогда не увидел, тем более не пришлось там побывать, ибо буквально через несколько дней на кафедре звонок:

– Болотаев, это вы? – встревоженный голос коменданта общежития. – Тут какая-то девушка к вам.

– Какая девушка? – Хотя он уже понял и, не желая говорить «со шрамом на лице», почему-то сказал: – С чемоданом?

– Да. С допотопным, – был ответ.

С нею было комфортно. Очень и очень комфортно, если бы… Если бы не её прошлое.

…Кстати, даже тюремное содержание Болотаева стало, если можно так сказать, более комфортным с тех пор, как в Енисейск приехала Дада.

У неё опыт – детдомовский, тюремный, – и она умеет найти необходимый контакт и возможность для передач. Поэтому у Тоты теперь и теплая одежда, и неплохое питание, хотя по распорядку он ещё в карантине и передачи запрещены. Но Иноземцева как-то умудряется. Конечно, за деньги.

«Но откуда у неё деньги?» – задается вопросом Тота. А потом сам же дает ответ: у Дады вроде всё открыто, но в то же время все так закамуфлировано, что не понять… Однако с ней было очень комфортно, приятно.

…Начало марта. В Москве слякоть, грязь, тающие сугробы. Бежал Тота с кафедры до общежития и представлял: на проходной Иноземцева, как вышла из тюрьмы, в своем блатном ватнике… Вот начнутся сплетни по академии. А сколько вновь будет проблем?