Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина

– Ну к каким фигам собачьим коммунисты продолжают свой рот разевать и царапаться во власть?! Все они к счастью сбитые лётчики, как бы это помягче сказать патриоты проигранного дела…Но по сути сторонники сталинского ГУЛАГа. Я вас умоляю, мои драгоценные! – он живо оглядывал гостей в своей студии, наигранно улыбался и одновременно настойчивыми кивками и взмахами рук призывал всех к вниманию. – Но вот если бы тогда, эти комуняки победили…Что? Да, конечно, я имею ввиду пути 93-го… – ведущий хищно оскалился. – Уверяю! Мы все бы были повешены на ближайших фонарях. Я даже на секунду в этом не сомневаюсь…Но Борис Николаевич вновь проявил невероятное великодушие и мудрость государственного деятеля. Отца нации! Помиловал кровавых бунтовщиков и непримиримых врагов новой России! Вот, что такое на деле – настоящая, исконная европейская демократия, которой отродясь не было в азиатской России, и которая наконец-то победила в тоталитарной и деспотической Империи Зла! Ваши аплодисменты, друзья!

Когда эмоциональные выкрики-аплодисменты стали стихать, Сванидзе живо поднялся из кресла. На правах мэтра-телеведущего громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание аудитории, и с торжествующими нотами произнёс:

– А теперь вернёмся к нашим баранам, дамы и господа. Дело прошлое…Но, как говорится большое видится на расстоянии. И всё-таки, всё-таки, я призываю вас вернуться к судьбоносным событиям 93-го года. Да, в тот роковой для молодой демократии злосчастный год. Вы все, не хуже меня, помните: тяжелейшее противостояние нашего несгибаемого президента Бориса Николаевича Ельцина с Хасбулатовым и Руцким, а также с Верховным Советом тогда…достигло кульминационной точки накала! Этот гордиев узел следовало разрубить…И он был разрублен одним ударом! Этот выбор был нелёгким, опасным, рискованным. Президент надеялся на нашу поддержку…Мы же знаем, как Борис Николаевич высоко ценит общение с интеллигенцией. Сколь плодотворно это общение с обеих сторон! Чего только стоит практикуемый нами современный метод «мозговой атаки» наших заокеанских партнёров! Так вот, президентский удар! Все службы в те дни готовили юридическое, силовое, информационное обеспечение этого удара. И сейчас, спустя годы, мы должны высказать откровенные суждения по этому драматическому поводу. Не надо ложной скромности, друзья, используйте необъятную, как океан, мощь телевидения! Мы, конечно ещё «не волшебники, только учимся», – Сванидзе слегка капризничал и кривлялся. Кокетничал, щёлкал каблуками дорогих туфель. Его носатое пучеглазое лицо нестареющего комсомольского вожака, маслено сияло лицемерием и подобострастием перед сильными-знаменитыми мира сего, что собрались в его дорогой, респектабельной студии. – Уверяю вас, господа, всего десять часов эфирного времени и мы любого «чегевару», любого «гиганта мысли» закатаем в ковёр позора…Да, да…люди будут плеваться при одном их имени, будьте уверены…Новые американские технологии!

Николай Сванидзе придержал собак, замолчал. Но между строк отчётливо слышалось: «А если надо-их законопатят в тюрьму или оторвут голову: А хотите, мы из них сделаем овощи, корнеплоды, идиотов? Или разбойников и злодеев с большой дороги, мм? Хотите, фашистов, наследников Муссолини и Гитлера? Легко! Нам, свободным, демократическим СМИ и Масс-медиа, сегодня это решительно по силам. Перефразируя Черчилля скажу»: Думаю, история к эре Ельцина будет благосклонна, потому что пишут её за него не только мудрые олигархи России, но и Госдеп США. А он, как известно, ошибок не допускает.

Сванидзе обвёл всех жгучими, дрожащими от нетерпения глазами, излучавшими зеленоватый свет, как угольки в угарной печи. И Танкаев, сидя в кресле, в своей квартире почувствовал кружение головы и удушье, словно и впрямь угорел.

– Начнём с вас, прошу сударыня! – ведущий с подчёркнутым почтением обратился к вдове академика Сахарова, правозащитнице Елене Боннер, которая ревниво ожидала этого первого приглашения, нервно чадила длинной сигаретой.

– Белый дом, чёрный дым…Рискованный штурм нашими мальчиками этого гнездилища сталинских выкормышей. Правилно, что Борис Николаевич приказал Грачёву расстреливать его из танков…Волевой человек! Стенобитная машина российской демократии. Колосс Родосский…Браво!

– Но там же были люди… – умело подлил масла в огонь Сванидзе.

– Люди?!! – злобная старуха подавилась дымом и обрушила на ведущего праведные гроздья гнева. – Этих двух красных гадин, Руцкова и Хасбулатова, нужно было не миловать, а убить!

– А как же мораторий на смутную казнь, Елена Григорьевна? Европа нас не…

– Как убивают клопов, тараканов и прочую мерзость! Что бы вытек сок, и конец! Я просила…Нет, – требовала у президента, чтобы он выполнил свой исторический долг, добавил гадину! На том стою и сегодня! Говорю это не только от моего имени, но, поверьте, и от имени Андрея Дмитриевича! Уж извините…не могу вам всего раскрыть, но он оттуда, с неба, обращается к нам и требует: «Раздавите их железным каблуком, разбейте им головы!» И будьте любезны, обеспечьте стопроцентную безопасность интеллигенции, правым силам в этой несносной стране! Ведь это вульгарное отребье грозиться расправой над нами! Доколе будем терпеть их угрозы? Доколе будем бояться выходить на улицу?!

Она нервно дёрнула рукой с сигаретой, уронила на стол сухой столик пепла. Жадно затянулась синюшными морщинистыми губами, выпуская ядовитую струю дыма. И Магомеду Танкаевичу померещилось, что рука, сжимавшая сигарету, костлявая, в чёрных венах, превратилась на миг в воронью лапу, а серая струя дыма – в печную трубу, направленную в темноту зала. Туда, в притихшие зрительские ряды по этой ведьминской трубе была выпущена ядовитая колдовская сила, достигая невидимой цели. И кто-то уже был неизлечимо ранен, страдал, умирал, обожжённый тлетворным дыханием.

– Браво! В десятку, Елена Георгиевна! – задрыгав ногами, взвился ведущий. – Грандиозно…Золотые слова! Вы как всегда – зрите в корень! – Его радостное носатое, небритое лицо, – когда Танкаев слегка прищурил глаза, – превратилось в тёмную, дымную прорубь, и из этого пара вдруг высунулась козлиная рогатая морда, сочно чмокнула ртом, оголив влажные десна с частоколом зубов и исчезла. Прорубь смёрзлась и в ней вылепился мясистый нос, лживые глаза, шевелящиеся пиявками губы, трусливо-наглое лицо мелкого злыдня.

И тут началась хазарская свистопляска либерально-демократических бесов. По-первости звучало деликатное хамство, вкрадчивая наглость, вежливое враньё и обходительное предательство. Но затем все маски-намордники были сорваны, и мощный поток русофобских антисоветских помоев затопил все зрительские трибуны. Снова гремели нападки на Сталина, на тоталитарный, репрессивный режим Советского Союза; снова резал слух истеричный, вой по спасению культурных ценностей Запада и прочий картавый грай, пропитанный патологической ненавистью, презрением, злобой ко всему советскому-русскому. От крестьянских лаптей до атомной бомбы. От первого спутника Земли до долгожданного полного краха русского мира! И т.д. и т.п…