Сеславия Северэлла - Замок из дождя

– Я не считал себя вправе так поступить. Это дело чести, – отчеканил Панютин.

– Дело чести!? Видимо это из-за дела чести вы никогда не рассказывали мне, как погиб мой муж. И что эта за дуэль случилась на войне? – баронесса с укором смотрела на полковника.

– Вам не к чему знать подробности, – Петр Сергеевич всем своим видом показывал, что не желает это обсуждать. Мужчина был непреклонен, глядя спокойным взглядом на взволнованную женщину.

– Вот как! Отчего же вы полагаете, что жене не пристало знать о последних минутах жизни её мужа? – Левина злилась. Панютин промолчал, поглядывая на Женю.

– Извините меня, баронесса. Но у военных свои правила.

– Почему, Петр Сергеевич, судьба посылает вас в скорбную минуту к тем, кого я люблю? – почти ненавидя полковника, проговорила Эльза.

– Все будет хорошо, Эльза Львовна. Я привез разрешение, увезти Женю в ваше имение, чтобы продолжить его лечение. Доктор говорит, что ранение не тяжелое. Он поправится, и довольно скоро. А теперь, если вы не возражаете, разрешите мне откланяться.

Эльза приняла бумаги, глядя, как Панютин склонил голову и пошел навстречу лекарю, и двум его помощникам, которые осматривали и размещали вновь привезенных раненных.

– Бездушный солдафон! Фельдфебель со шпицрутенами 16 16 Металлический шомпол к дульнозарядному огнестрельному оружию, применяемый также для телесных наказаний ! – прошипела баронесса, вытирая батистовым платком очередную струйку слез, наблюдая за тем, как лекарь и полковник что-то обсуждали в дальнем углу помещения.

А тем временем Павел Мелецкий, получив короткий отпуск, спешил в имение к матушке. За несколько дней, перед своим отъездом он зашел к своему знатному родственнику тайному советнику и весьма влиятельному лицу графу Нелединскому. Впрочем, это посещение было ему в тягость. Дядя Жорж, как называл его сам Паша, отчитал его за скандал на балу, за не позволительное поведение, не принимая во внимание никакие доводы. Он хотел помочь переводу Павла на фронт, но передумал. И вот, наконец, и свобода. Ею повеяло по дороге домой, когда показались пять дубов на холме, и пастухи, стерегущие там господское стадо. Все стало на свое место, будто и не было по-иному, словно вечность застывала каплями свежести на стеблях трав. Скрип колес брички терялся в дали. Жаворонка глас говорил о начале лета, о жизни, и о возможности полета. Время стремилось к полудню. Любимый дом встретил Пашу поклонами яблонь и груш, лаем борзой и песнями дворовых с кухни. На веранду выбежала девочка подросток, лет двенадцати.

– Молодой барин! – воскликнула девочка, перестав подпевать. – Пелагея Павловна! Барыня! Сынок ваш приехал.

Барыня вышла как всегда, не спеша с достоинством высокородной богатой все ещё очень красивой пятидесяти пяти летней дамы.

– Матушка! – Павел пал перед ней на колено, и целовал руки, пахнущие розовым маслом.

– Явился. Почто не отписал, что будешь?

– Хотелось сделать тебе сюрприз.

– Внезапность, друг мой, хороша на войне, а не дома. Полно встань. Дунька! Поставь ещё один прибор.

Павел сел в любимое, плетеное кресло, к нему подбежал вислоухий щенок, и уткнулся в сапог.

– Раз ты приехал, – продолжала Пелагея Павловна, поедешь со мной в гости. Княгиня Ачинская Таисия Прохоровна приглашает нас к своему куме на недельку, другую пожить. Может, оженю тебя непокорного.

– За что, маменька? – недовольно проговорил Мелецкий.

– Вчера принесли письмо от графа Нелединского. Он мне все отписал в великих подробностях. Сплетен о тебе ходит, хоть французские романы пиши. А теперь и вовсе, что удумал. Младые девицы надоели, на честную вдову заглядываешься. Дерзок ты у меня, хоть и красив, – любящий взгляд матери стал суров и неумолим.

– И ты знаешь, кто она? – осторожно поинтересовался Павел.

– Да. У неё самой сын взрослый. Кстати, насколько мне известно, приглашена и княжна Юлия Алаповская. И я настаиваю. Слышишь. Настаиваю на том, чтобы ты был предельно любезен с ней.

– Как угодно, – Павел понимал, что спорить с матерью бесполезно.

– Да мне угодно. Отец твой, если бы был жив никогда не потерпел бы такого поведения. Он слыл человеком строгих правил, и геройски погиб на поле боя в войне с Наполеоном, – Пелагея Павловна села за стол, переводя разговор, – а теперь многое не так, измельчали людишки-то. Представляешь, третьего дня у нас в бане разобрали трубу, унесли вьюшку, рамку с дверцами и кочергу. Пришлось делать розыск.

Но Мелецкий уже не внимал матери. Его мало заботило предполагаемое мнение его погибшего отца, и то обстоятельство, что он стал персонажем очередной сплетни. Для него это был вызов, сродни атаке в бою, сможет он или нет подразнить этого монстра под названием великосветское общество. О том, что будет с репутацией баронессы Левиной, он не задумался ни на мгновение. Подумаешь, поговорят и забудут. Баронесса одинока, слывет затворницей. Внимание такого, как он амурное приключение для неё и отрада. Что с ней станется? Хотя, конечно, она рассердилась, и кажется непреступной. Павел мысленно улыбнулся. Она не может не понимать, что запретный плод сладок, и потребуется смелось, чтобы дотянутся до такого плода. Интересно, куда делся его портрет? Такая странная кража из дома художника Райта. Портрет был уже почти написан. И Павел готов был заплатить за работу. Но тут случилось непонятное. Может это и не кража. Прохвост Райт продал видно картину какой-нибудь его тайной воздыхательнице. Павел поморщился. Ему вдруг захотелось, чтобы баронесса Левина, эта строптивая, но притягательная женщина владела этим художеством, которое Райт клятвенно обещал написать заново, как только у него будет время.

Июль 1828 года. Имение баронессы Левиной. Эльзе удалось в своем имении под Псковом выходить сына. Женя Левин активно поправлялся. Такое испытание не прошло для него даром, а послужило к его возмужанию. Она никого не подпускала к нему, доставалось даже лекарю, выписанному из Санкт-Петербурга. Мало спала, никуда не выезжала, и виделась только с Ириной подругой и соседкой. Княгиня Муравлина часто заезжала к ней с двумя дочерями Верой и Анной. Вот и сейчас они все сидели в большом зале с настежь распахнутыми окнами. А семнадцатилетняя Анна играла на стареньком фортепиано. Евгений довольный расположился в кресле, укрытый пледом, и гладил котенка. Пятнадцатилетняя Вера уплетала пахучие пирожки с чаем. Между тем Муравлина с радостью замечала, что подруга наконец-то успокоилась и повеселела.

– Коль скоро Женя вполне здоров, приезжайте завтра к нам. Я пригласила к себе гостей и даю по этому поводу прием. Надо же нашу молодежь немного развлечь.

– И кто будет? – спросил Женя.