Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех

– Всем окопаться!! По ноздри! По самое не хочу-у!!

И вот уже нет больше животного ужаса, ни лихорадочной тряски в руках, ни усталости. Мысли бойцов – командиров вновь стали ясны, представления отчётливы и резки.

Сам он ни секунды не стоял на месте – весь движение – сгусток мышц и энергии! Живо ходил от роты к роте, от взвода к взводу, поправлял младших командиров, отдавал быстрые-чёткие распоряжения; глядел в лица воинов и тайно радовался в душе, что снова зрит средь них знакомые, смелые лица. А, ведь, ещё минуту назад, он тщетно искал в этой толпе ошарашенных, обезумевших людей знакомые лица… и чёрта-с-два мог найти.

…Казалось: его бойцы, не были его бойцами! Их голоса звучали совсем по-иному, отрывисто, толчками, переходя в блажной ор или пугающий своим безумством, неудержимый смех. И всё, решительно всё, ещё три-пять минут назад, было другим и чужим. Проломленные вагоны – чужие, багровый восход – чужой…И вода во фляжках – чужая, с особым запахом и вкусом, ровно вместе со всеми погибшими, живые оставили землю и перешли в какой-то другой мир – мир таинственных явлений и зловещих пасмурных теней…

«Уф Алла… Слава Всевышнему, весь этот кошмар позади»…Переходя от вагона к вагону, он тут и там видел запыхавшиеся, живые, просветлевшие и, как будто даже радостные лица; слышал хриплые, но бодрые-громкие голоса, твёрдые приказы офицеров, старшин…и шутки – обычные солдатские, матерные, солёные, весёлые, но шутки!

«А это значит, – жив батальон! Значит хер вам рыжие псы, а не Сталинград! Мы ещё повоюем! Козёл девять раз проскочил в Мекку, ан на десятый к волку в пасть угодил».

…Далеко впереди Магомед приметил: на телеге погоняли лошадь мужик и две бабы. Они видели густые толпы солдат, – дымившийся эшелон, краснозвёздный паровоз которого был оторван – отброшен от состава ударной волной и лежал на боку в степи, выставив напоказ миру свои перекошенные железные диски колёс, смятую в гармошку трубу и кабину машиниста. Видя всё это, беженцы на миг натянули вожжи, но, не признав «своих», принялись бить лошадь и понеслись прочь. Телега со скарбом и бабами подпрыгивала на колеях; двумя колёсами поднималась на воздух, теряя узлы, но трое молчаливых, пригнувшихся к возку людей, охваченных ужасом, продолжали настёгивать мосластую кобылу – и неслись прочь на восток, к широкому изгибу Волги.

* * *

Великое солнце меж тем полностью показало из-за горизонта свой затянутый чёрно-сизыми дымами лик.

…глазам стало больно, люди обернулись назад, и сразу перед поредевшим полком всё потухло…Стало мертвенно-недвижимым, гнетущим, отчётливым и суровым. Свет погас, тени умерли и всё кругом стало бледным, немым, безжизненным, будто подёрнутым не то белёсой серой золой, не то тусклым серебром пепла.

– Танкаев! Мишка-а! Да стой же, чёрт! Как у тебя?!

– Не слаще, чем у тебя. На одной «свадьбе» гуляем, брат. До роты убитыми…Столько же раненых…

Замполит Хромов погиб…На моих глазах.

– Да, ты что-о?.. А-айй! – Арсений Иванович крутнулся на месте, сорвал в сердцах фуражку с головы, крупное лицо исказила судорога. Чёрт, чёрт, чёрт! Какого человека потеряли, майор. Отличный мужик был…политрук! Двое ребятишек у него в Ростове осталось…Вечная память..Э-э-эхх! Да-а, Миша хреново дело…И связи с комдивом Березиным – шиш! Радисты сухотятся…да толку пока – рубь двадцать…Скажи на милость, ну, что за непруха! Из огня да в полымя! Орудия…как у тебя, – целы?

– Аллах милостив, – комбат Танкаев нервно дёрнул впалой щекой, – целы, Арсэний Иваныч.

– Ну, это уже полдела, – Воронов сплюнул под ноги спёкшуюся слюну. – А у меня два орудия вдрызг…вместе с расчётами.

Танкаев посмотрел на старшего друга. Тот стоял распаренный, красный от бега, с тяжёлым взором, с жёсткой щёткой усов. Было видно: он испытывал сильное страдание, которое пытался скрыть. Всасывал воздух сквозь прокуренные зубы; весь вид его выражал страдание. Танкаев прекрасно понимал природу страдания. Оно охватывало его самого, превращало ещё недавнюю радость в невыносимую боль.

– Курвы крестовые! Поди ж ты! Как камни с неба…житья от вас нет…Убивать их, блядей! – сипло и сорвано, почти шёпотом, проклокотал Арсений. – Стрелять, душить буду гадов…своими руками! Поклялся и клятву сдержу! – На подрагивающих очугунелых скулах отчётливо проступили следы былых рубцов и царапин.

Магомед слушал его, вспоминая отгремевшие бои…Заснеженные поля под Москвой…Зверский холод…Бесконечные застывшие в лёд, скорченные трупы женщин, детей, стариков и чёрные остовы деревенских изб – сожжённых фашистами; бесчисленные, как клубки перекати поля, гонимые ветром и стужей толпы затравленных беженцев…Сквозь сухие колючие травы, летящий снег и песок…Далёкое-близкое ртутное пламя разрывов, огненные мётлы огня; вбивающий в мёрзлую землю рокот и гром, отлетающий затем в стылую даль от кровавых сырых траншей и мёртвых, стонущих тел…

– Там Сталинград! – Арсений Иванович широко выбросил руку вперёд. – Дай Бог повезёт, к вечеру доберёмся, а джигит?

– Так точно, товарищ майор. С раненными раньше нэ получится. Хорошо бы вперёд разведку выслать… – Танкаев сверкнул из-под чёрной арки бровей яркими коньячными глазами.

– Хмм! А начальник полковой разведки на кой?..

– Капитан Ледвиг?

– А то! Он – молодца, уже отправил своих орлов на три стороны, будь покоен, – едко хохотнул Иваныч, но тут же примолк, куснул ус и, цепко щупая глазами окрест, добавил:

– Да вот только ни в ворожбу, ни в вороний грай, ни в случай – я не верю…Как и в то, что немец нам даст у костерка с кипятком сухарь погрызть.

Арсений Иванович умолк, нахохлился вороном, наблюдая, как живо, с надсадной проворностью стрелки и артиллеристы управляются с поставленной задачей.

Комбат Танкаев снедаемый лихорадкой нетерпения припал к биноклю; увидел в окружье чуть запылённых линз далеко лежащий вдоль реки город. В нём не было ни электрических огней, ни проблесков световых маяков, ни стёкол, в которых бы отражалось небо и облака…Вай-ме! Это был мёртвый город. Жуткий, безглазый, объятый чёрными – седыми дымами пожарищ. Город, глядя на который на ум приходили страшные мысли о конце мира…Город над коим распростёрлись перепончатые крылья Зла, оное избивало, уничтожало безвинное, мирное человечество. Зло, поднявшееся из устрашающих глубин чёрной оккультной бездны…Казалось, огромная свирепая крылатая гарпия упала на обречённый город, впившись стальными когтями в опалённую землю, щёлкала хищным клювом, ощетинившись острыми, как пики, шипами, свила тугими кольцами чешуйчатый хвост. И вот теперь это чудище расклёвывало его на куски, дробило в нём кости, вытаскивало из него кишки, вырывало глаза, склёвывало кожу – мякоть с лица, драло волокна и жилы, срубало железным клювом хрящи и жадно сглатывало кровавые шматы парного мяса…Прыгая когтистыми лапами на груди города, от головы к ногам и обратно, Зло шаг за шагом, умерщвляло каждую живую частицу.