Иван Наживин - Иудей

И в городе, и в римском лагере царило нервное напряжение: вот-вот… И вдруг в три часа ночи, когда за горами черкнула уже зорька — была середина июля, и солнце вставало рано, — в предрассветном сумраке от Антонии возбуждающе зазвенела труба. Тит во главе отряда отборного войска бросился к Антонии: оказалось, что отряд смельчаков, человек двадцать, воспользовавшись крайним утомлением гарнизона, ворвался в пролом и перебил караул. Тит от башни, пылая, бросился к храму. Но пробиться он не мог: иудеи в отчаянии стали на его пути неприступной стеной. И после ожесточённой сечи они оттеснили римлян к башне…

И вдруг страшная весть: в храме впервые, за долгие века за неимением агнцев остановилось жертвоприношение!.. В городе поднялся плач. Иегова отвернулся от своего народа. Римляне бешено в треске оружия рвались вперёд…

— Ну, Иосиф, начинай опять…

Иосиф стал среди леса крестов, на которых гнили распятые, в соответствующую позу и, подняв своё розовое личико, начал речь к изнемогающим сородичам. Прежде всего он жестоко обличил их в грехах.

— Оттого-то сам Бог вместе с римлянами и приближает очистительный огонь к храму, — говорил он, — и огнём очищает обременённый столь ужасными злодеяниями город…

Иудеи со стен покрыли праведника ругательствами, но розовое личико посланника Господня было ясно и безмятежно…

Некоторые упорно смотрели в небо, ожидая вмешательства Иеговы, но огромное большинство шарило страшными глазами, где бы найти хоть чего-нибудь поесть. И жевали сгнившее сено пополам с навозом, старую кожу со щитов, старую обувь… И вдруг в жарком вонючем воздухе потянуло запахом жаркого. Дым поднимался из дома богача Элеазара. Толпа бешеных зелотов, гремя оружием, ворвалась в дом. Красивая и рослая дочь Элеазара, Мириам, превратившаяся теперь в скелет, без сил прислонилась к стене.

— Что ты ела?.. Показывай!..

Она молча указала на стол. По впалым щекам катились тяжёлые слезы. Она вся дрожала… В глиняном блюде лежало поджаренное, зарумянившееся мясо, от которого приято пахло.

— Козлёнок?.. Где ты взяла его? Говори!..

Засверкали мечи и кинжалы…

— Это… маленький сынок… мой…

Мгновение оцепенения, и зелоты с сумасшедшими лицами, толкая один другого и падая, бросились вон…

Рыжие валы, как гигантские чудовищные змеи, медленно и грозно ползли к храму. Иудеи, больше похожие на тени с огромными, страшными глазами, зажгли галереи, соединявшие храм с Антонией. Римляне зажгли их со своего конца… Сизый дым окутал своими нежными пеленами златоверхий храм…

Настойчиво, неуклонно, как судьба, закованные в железо калигатусы продвигались в дыму, крови и бряцаньи оружия вперёд. Подгонять их было не нужно. Они чуяли богатейшую добычу в городе и заговорило в них самолюбие: горсть каких-то паршивых рабов держит их столько времени у порога победы!.. Тараны били в основание храма, но разбились сами вдребезги, а поделать с чудовищными камнями ничего не могли. Тит, в ярости, приказал зажечь храм. Не веря своим глазам, иудеи завопили, как исступлённые: где же чудо Иеговы? Огонь разгорался… Иудеи в отчаянии сделали вылазку, но были отбиты и в дыму отступили к храму, теснимые римлянами и пламенем, которое по галереям все ближе и ближе подбиралось к святилищу…

И, сверкая доспехами, гордый, раздражённый, Тит во главе своей свиты вошёл в богатый, залитый кровью и полный дыма храм. В глубине, около жертвенника, за грудой трупов, на залитой кровью лестнице кипел последний бой. Ни иудеи, ни римляне в остервенении не обращали никакого внимания на пожар…

— Либералис! — крикнул Тит начальнику своего конвоя. — Останови легионеров… Пусть все тушат огонь… Эй, солдаты, тушить, тушить!..

Легионеры нарочно гремели оружием, чтобы не слышать приказаний главнокомандующего. Иудеи с бешеным боем отступали. Римляне, полные ярости, надвигались и рубили… Иудеи прокалывали один другого мечами, бросались в огонь, а с крыши в римлян немногие уже жрецы кидали острые золотые шпицы храма. На горящих галереях с воплями гибли женщины и дети…

Охваченный волнением, Тит осмотрел жертвенник — вокруг были кучи трупов и раненых и шагнул было дальше.

— Не ходи! — испуганно проговорил Иосиф. — Тут святая святых. Сюда никто входить не должен…

Тиверий Александр усмехнулся. Тит, оглянувшись на него, откинул завесу и шагнул в святая святых: там не было ничего. И молодой военачальник впервые в жизни почувствовал в душе дуновение каких-то нездешних тайн: действительно, здесь ничего нет или не могут слабые очи человеческие видеть того, что тут есть?..

Снаружи наступал шум пожара и битвы. И Тит торопливо вышел вон.

— Да остановите же пламя! — сердито крикнул он легионерам. — Не давайте хода огню…

Солдаты не обращали на него никакого внимания. Они были страшны в своём исступлении. Беспощадно выбивали они в дыму последних защитников храма.

И вдруг над поредевшими рядами иудеев встал весь в крови Иоханан.

— Иудеи, внемлите! —завопил он. — Сейчас военачальник их, Тит, вошёл в святая святых с непотребной женщиной и там, на свитке Торы, совершил с ней блудодеяние…

На мгновение истомлённые сердца вспыхнули огнём, но сейчас же потухли: всему есть предел. Римляне косили их, как поспевшую жатву, почти без усилия: уже явная победа удесятеряла их силы… Ещё только одно усилие…

Пожар креп. Пылала уже вся храмовая гора. Вой и грабёж уже вылились за пределы храма. Римляне уже внесли свои знамёна в окутанный дымом храм и совершили перед ними жертвоприношение. И когда церемония, среди дыма и огня, была закончена, загремели крики легионеров:

— Император!.. Император!..

То легионы провозглашали счастливого полководца императором…

Тит, бледный, сиял сиянием победы…

Но надо было кончать. Верхний город был ещё весь во власти повстанцев. Всюду по крышам вопили умирающие с голоду: к ним подбиралось пламя. Вопли их были бесплодны, ибо свершалось то, чего никто уже остановить не мог…

Повстанцы поняли, что всему конец. К Титу явилась депутация: иудеи просили мира. Тит стал у западного притвора, над самым когда-то шумным, а теперь заваленным трупами Ксистом, у моста, который соединял верхний город с храмом. На другом конце моста стояли повстанцы, окровавленные, угрюмые, кожа да кости. Вокруг все было затянуто дымом…

— Скажи им, что, если они немедленно положат оружие, я дарю им жизнь, — сказал Тит Иосифу. — Я накажу только одних зачинщиков.

Иосиф овечьим голосом передал решение вождя повстанцам. Ему лично отвечал сперва ропот глухих проклятий. И тотчас же поднял голос Иоханан.

— Никаких условий от Рима мы принимать не можем, ибо мы принесли клятву не делать этого ни в каком случае… Мы просим только беспрепятственно выпустить нас из города…