Иван Наживин - Иудей

И вот паломники предстали перед старцами. Иаков надел не только праздничные одежды, но и ту золотую полоску на лбу, которую он стал носить в подражание первосвященнику и чтобы показать, что он меньший из всех и всем слуга. Позади Иакова виднелся скучный Пётр. В душе старика все был разлад: с одной стороны, ему очень хотелось спрятаться от всех этих дрязг в тихом Капернауме, а с другой стороны, он совсем отвык от жизни простого рыбака и погряз во всех этих разговорах, спорах, интригах, походах, встречах, которые составляли его новую апостольскую жизнь и которые вызывали в окружающих такое уважение. Добродушно-насмешливую кличку, которую, вслед за капернаумцами-рыбаками, дал ему в хорошую минуту рабби, Камень, и он, и все уже считали пророчеством рабби, вменяли её старому рыбаку в похвалу, считали его действительно камнем, который вот-вот ляжет в основание какого-то грандиозного, но для всех ещё неясного дела. И он даже научился от Иакова — он помнил враждебность его к рабби, но помалкивал об этом — поводить значительно бровями, ходить медленно и величественно, говорить с весом, как власть имеющий, и втайне иногда завидовал, что у него нет золотой полоски на лбу…

— Маран ата! — сухо проговорил Павел, вступая в горницу.

— Маран ата! — с холодком отвечал Иаков. И оба обменялись братским поцелуем, стараясь, однако, не касаться один другого. Павел с неудовольствием отметил золотую полоску на своём противнике. И когда все, обняв один другого, по приглашению Иакова сели, Иаков спросил гостей о здоровье, о том, хорошо ли путешествовали, какие где по общинам новости. Павел, которому был неприятен снисходительный тон Иакова, придавал своим ответам небрежный оттенок. Он понимал, что делать этого не следует, что он изменяет данному себе слову, но он, как всегда, не мог справиться с собой…

— Нам сделалось известно, что велика нужда в Иерусалиме между верными, — проговорил он, — и вот ради Господа по мере сил мы собрали им вспомоществование…

Иаков почувствовал тайный укол: Павел ему точно в укор ставит, что он своих бедных сам устроить не может. Он не подал виду, что он именно так понял слова противника, и чуть наклонил седую голову:

— Радуемся о Господе и благодарим всех вас за доброту вашу. Не тем дорог дар ваш, что мы тут без него бедствовали бы — живём, слава Богу, понемножку, — а тем, что показывает он вашу любовь к нам, к тем, которые в самом сердце народа израильского свято блюдут заветы божественной веры нашей…

Все вдруг резко почувствовали, что дар церквей послужил не восстановлению мира и единения, а, наоборот, ещё глубже расколол верных. Души замутились. Всем хотелось мира, все устали, все были рады зажить новой жизнью, но слишком много накопилось всего в сердцах у вожаков, чтобы могли они откладывать все равно неизбежные объяснения. И, напряжённо двигая своими густыми бровями и подыскивая слова — говорить он был не мастер, — Иаков тотчас же начал:

— Вот мы и снова вместе. Великая радость была бы в этом собрании нашем во имя Господне, если бы не омрачали её всякие слухи. На своём пути вы, братия, могли видеть, сколь много иудеев уже уверовали в Мессию-Спасителя. И все они — верные поклонники закона отцов. А мы со всех сторон слышим здесь, что ты, брат Павел, научаешь иудеев, рассеянных между народами, отступничеству от святого закона, отговариваешь их даже от обрезания детей и вообще… гм… от следования старым иудейским обычаям… Ты должен дать нам здесь объяснения и принести плод, достойный покаяния… Вся Иудея наша в великом смятении, и хотя между нами надо было бы нам установить мир…

— Только для мира и тружусь я, — отвечал хмуро Павел. — Но мы опять возвращаемся к старому: если вся сила в законе, то Мессия напрасно подвизался, напрасно пострадал и напрасно помер. Он новый закон дал человеку, и по закону его нет ни эллина, ни иудея…

Иаков оглядел своих, как бы говоря: ну, вы сами видите!..

— Но как же ты можешь удостоверять так все, когда ты даже, как сам говоришь, Мессию и не видал никогда? — бледнея, сказал он. — Вот тут среди нас есть люди, которые слышали поучения его, я — брат его, а ты, человек, втершийся в нашу среду со стороны, хочешь нас поучать, чему и как он нас учил! Что, не соблюдал он субботы, не ходил в храм? Не постился? Не праздновал праздников? Не был обрезан? Ах, Павел, Павел!.. Если ты хочешь учить людей какой-то новой вере, которую враг рода человеческого подсказывает гордыне твоей, так хоть его-то ты в стороне оставь… Нам обидно, что ты являешься как бы посланником от него к нам, которых он сам избрал… Что же это такое?

— Но и мне повелел он пасти стадо своё: я имел видение, как вы знаете…

В глубине души Павел не знал хорошо, видел он Иисуса живым или нет: слишком много казнили в те огневые годы всяких «месит» [33], но он упорно утверждал, что не видел: это снимало с него вину в соучастии, хотя бы и невольном…

— Видение… — скосил глаза в сторону Иаков. — Ты сам человек в законе начитанный и должен знать, что не всегда видения бывают от Бога…

Величайшим напряжением всей своей воли Павел сковал свою возмущённую душу.

— Мессия освободил нас от всякого закона, — сказал он, бледный как полотно. — Но если мы, пользуясь свободой его, соблазняем брата нашего, то лучше отказаться нам от всякой свободы и опять вернуться в… — Он хотел сказать «в старое рабство», но сдержался и поправился: — В старое. Я хочу единения и мира с вами, чтобы прекратить этот соблазн среди нас. Скажите прямо, чего вы от меня хотите… Я готов.

Старцы немного опешили: они ждали бешеной борьбы, а совсем не такой скорой сдачи. Но они почувствовали, что слишком натягивать струну нельзя.

— Сделай то, что мы тебе скажем, и все будет хорошо, — подумав, сказал Иаков и поправил свой золотой обруч. — У нас есть тут четверо верующих, которые произнесли обет назарейства. Возьми их, очистись вместе с ними и прими на себя все издержки по этому делу. За посвящение назиров надо ведь в храм платить… если ты этого не забыл, — не утерпел он, чтобы не кольнуть немножко. — И тогда все верные знают, что ты строго соблюдаешь закон и что все слухи о тебе ложны…

Иаков не говорил тут для иерусалимцев ничего неожиданного: общим убеждением их было, что, прежде чем стать христианином, надо было стать хорошим иудеем. Павел чувствовал, что его что-то душит, что закон давит его, как скала, что не победить ему этого закона…

— Хорошо, — глухо сказал он. — Я сделаю все, как вы укажете…

Опять старцы мельком переглянулись: что ни говори, а удивительно! И Иаков решил поприжать ещё.

— А потом идёт о тебе соблазнительный слух, что ты всюду водишь за собою какую-то женщину, — проговорил он, стараясь не смотреть в сторону вдруг побледневшей Теклы. — Это с твоей стороны нехорошо…