Иван Наживин - Софисты

Нашествие надвигалось. Афинагор должен был сознаться, что он свалял дурака и спешно придумывал с помощью других софистиков «новую тактику»: это обычный прием политических банкротов. Афиняне, однако, не очень торопились, рассылали повсюду прокламации, показывали всюду свою морскую мощь. Сиракузы в конце концов решили сами атаковать их в Катании. Они пошли берегом на Катанию, а нерешительный Никий — он был окружен всякими прорицателями — тем временем ударил на Сиракузы морем и на рассвете произвел высадку в Большой Гавани, около Олимпейума. Сиракузская армия возвратилась только вечером, а за это время Никий успел укрепить свои позиции, разрушить мосты и прочее.

Начать людей резать и колоть просто, без фокусов, было некрасиво, и потому обе армии, как того требовал древний обычай, были построены в боевой порядок, жрецы принесли жертвоприношение и командующие, прекрасно взмахивая руками, произнесли для удовольствия гоплитов соответствующие речи, А затем генералы запели пэан, который подхватывало обыкновенно с большим одушевлением все войско. А то и воинственную песню, вроде следующей:

«Доблестному мужу хорошо пасть в первых рядах за отчизну! Тягостно покинуть свой город, свои тучные поля и нищенствовать, блуждая без крова с милым отцом, престарелой матерью, малыми детьми и законной женой. К кому ни пришел бы такой человек, все относятся к нему враждебно, его теснит жестокая бедность. Он бесчестит свой род, всякое бесславие и мерзость идут за ним. Будем же храбро сражаться за свою страну, умрем за своих детей, не щадя жизни своей!.. Пусть сердце в нашей груди будет великим и мужественным. Что касается старших, колени которых уже не обладают быстротой, вы, юноши, не покидайте в бою стариков. Ведь постыдно видеть, если в числе павших в первых рядах, впереди молодых, лежит воин с белой уже головой и седой бородой, испуская в пыли сильную душу и прикрывая руками свое обнаженное и окровавленное тело. Юношам же все идет, когда они обладают прекрасным цветом юности любезной. Юноше при жизни удивляются мужчины, его любят женщины. Он прекрасен, пав мертвым в первых рядах! Пусть каждый после сильного натиска остается на месте, упершись в землю обеими ногами, прикусив губы и закрыв бедра и голени, грудь и плечи широким щитом. Пусть он сражается с мужем, поставив ногу возле его ноги, прислонив щит к щиту, гребень к гребню, шлем к шлему и взяв или меча рукоять, или длинное копье…»

Укрепив, таким образом, свой дух прекрасным пением, воины, ободряя один другого, двинулись на врага. При приближении к нему затрубили трубы и с криком элелей или алала воины бросались в кровавый бой — сперва копьями, а когда копья ломались, начиналась «печальная работа мечами». Сиракузцы дрогнули и побежали, а Никий вместо того чтобы преследовать их, вдруг посадил своих гоплитов на суда и — отплыл в Катанию!..

Сиракузцы боялись осады: со стотысячным населением она грозила великими бедствиями. Стали усиливать укрепления. Из пятнадцати генералов сделали три, что было и тогда уже полпобеды, послали гонцов в Коринф и Спарту уговаривать их напасть на Афины, баламутили греческие города Сицилии, поднимали сикелов (коренное население Сицилии). Коринф был уже, однако, в войне с Афинами, а Спарта колебалась: нарушением мирного договора она боялась навлечь на себя гнев богов. Алкивиад, счастливый своей Тимеа, — ах, что это была за женщина!.. — открыл спартанцам планы Афин: когда Сиракузы будут взяты голодом, вся Сицилия и южная Италия — на севере ее, входя постепенно во вкус великих событий, уже шумело племя волчицы — будут Афинами брошены сушей и морем на Спарту. Чтобы предотвратить это, нужно было, по мнению Алкивиада, послать в Сиракузы если уж не войско, то хоть одного спартанского стратега, а чтобы помешать Афинам отправлять в Сицилию подкрепления, нужно было занять — по примеру самих же Афин с Пилосом — в Аттике какой-нибудь опорный пункт, вроде, например, близкой к Афинам Декелеи. И Спарта послала Сиракузам генерала Гилиппа.

Усилия афинян и сиракузян поднять на свою сторону население Сицилии не давали ничего: сицилийцы твердо заявляли, что они очень охотно присоединятся к… победителю. Этрурия дала три судна, а Карфаген в помощи отказал: ему, как и Персии, было выгодно, чтобы греки уничтожали самих себя. Но когда из Афин прибыла кавалерия — теперь у афинян кавалерийский корпус поднялся до четырехсот всадников — Никий и Ламах решили, что теперь можно начать действовать. Они начали действовать: нападали на сиракузцев, окружили своими стенами город и постепенно попали в такое положение, что Ламах был убит и только демонстрация афинского флота в Большой гавани спасла Никия от полного поражения. Оказалось, что прорицатели в этих делах никуда не годятся, как никуда не сгодились века и века спустя жестяные образки Серафима Саровского, которыми обременяли главнокомандующих все, начиная с государыни императрицы, родом немки.

Осадные работы продолжались. В Сиракузах была, понятно, партия, которая вела тайно переговоры с Никием: города тогда — и потом — брались осадой или изменой. Настроение осажденных падало. Но тут прибыл Гилипп с подкреплениями и стал в тыл афинянам. Никий — больной — занял Племмириум. Опять всякие стычки и победа сиракузцев: Никий оказался осажденным в своих же собственных укреплениях. Дрова, воду, фураж можно было добывать только с опасностью жизни. На глазах у афинян начались приготовления Гилиппа к морской битве. Дух афинян падал. Началось дезертирство иногородних, которые убегали внутрь острова, а то и к врагу. Бежали рабы. На кораблях начались болезни: была суровая зима. Никий просил армии подкреплений, а себе отставки: он, в самом деле, был болен. Спартанцы, перестав, видимо, бояться гнева богов за измену, вторглись в Аттику, все разрушили, заняли город Декелею, почти у самых ворот афинских, и послали подкрепления в Сиракузы. Афины заняли еще укрепленное место в Спарте против о. Цитеры, откуда им было удобнее, чем из Пилоса, поднимать илотов. Затем Демосфен, победитель на Сфактерии, двинулся на Сиракузы, и среди самого разгара лета на семидесяти трех триерах при пяти тысячах гоплитов под великое ликование афинян и оцепенение сиракузцев вошел в Большую гавань.

Демосфен взял все дело в свои руки. Он понимал, что надо действовать сразу и энергично. Ночная атака на Сиракузы. Отступив, сиракузцы выдвинули главные силы. Афиняне потеснили и их, но вдруг, охваченные страхом, неся большие потери, побежали. Грозные пэаны и воинственные песни сменились криками ужаса и воплями. Среди афинян возникла мысль бросить все и уйти, но Никий не решался на это. Он предлагал отступить опять на Катанию: Сиракузы нуждаются и в продовольствии, и в деньгах, и не сегодня-завтра сдадутся — так говорили ему его тайные дружки из-за стен.