Александр Айзенберг - Огненный царь

Филипп крутнул своим единственным глазом… не поворачивая головы… этому… боковое зрение… долго его учили… Павсаний… как это он здесь оказался… как телохранители пропустили… а он же сам телохранитель…

Обычно после такого, когда оно уже произошло… этот… становился ему почему-то неприятен… Царь не стал поворачиваться… Он стоял спиной к Павсанию…

Нельзя стоять спиной к… тому, кто, возможно, опасен… этот… как его… опасен… ерунд… и он вдруг почувствовал…

Острое лезвие вошло, как в масло.

Ранее.

Александр стоял и о чем-то думал… нет, он не думал… ни о чем… его напряженный взгляд… в никуда… обычно проходили мимо… пугливо озираясь… с шелестом… сссын цццаря… сссын цццаря… сссын цццаря…

Этот… подошел и о чем-то стал жаловаться… он долго жаловался… кажется, на свою судьбу… что-то некрасивое… кажется, он услышал… Аттал… Клеопатра… мерзкие имена… A-а, и Филипп… он не обращал внимания на говорившего…

Всем отомстить – отцу, невесте, жениху.

Эринии сказали…

Стих из «Медеи» Эврипида… у Эврипида… Креонт, Креуса и Ясон, которым грозит отомстить Медея… Аттал, Клеопатра.

– Так я рассказываю… когда после нанесенного ему оскорбления, Павсаний встретил Александра и пожаловался ему на свою судьбу, тот ответил стихом из «Медеи»:

Всем отомстить – отцу, невесте, жениху.

– Ага!

– Я так и думал, что за этим убийством стоит Александр!

– Ну, по нашим сведениям… Когда Павсаний, потерпевший жестокую обиду из-за Аттала и Клеопатры, не нашел справедливости у Филиппа и убил его, то в этом преступлении больше всего обвиняют Олимпиас, утверждая, будто она подговорила и побудила к действию разъяренного молодого человека.

– Обвинение коснулось и Александра…

– Да. Темная история.

– Смотрите, Олимпиас уехала на родину в Эпир. Год спустя Филипп был убит, и она вернулась

– Тем не менее, разыскав участников заговора, Александр наказал их.

– Итак, двадцати лет от роду Александр получил царство, которому из-за сильной зависти и страшной ненависти соседей грозили со всех сторон.

Я – царь.

В двадцать лет я… Александр… получил царство, которому из-за сильной зависти и страшной ненависти соседей грозят со всех сторон опасности.

Варварские племена хотят восстановить существовавшую у них царскую власть… не мою…

И Фивы… восставшие Фивы… сфинкс… Эдип… Лаий и Эдип… гнусная история… проклятый город…

Проклятому городу быть проклятым. Этот город не любят. Его окружает ненависть. И на его примере… а почему я должен жалеть… их ненавидят… фиванцы прокляты… значит… значит, такова воля богов и моя. Моя воля.

– Филипп, покорявший силой оружия, не успел принудить их смириться и покорно нести свое бремя. Филипп только перевернул и смешал все, оставив страну в великом разброде и волнении.

– Фивы – первые.

– Вовсе не следует вмешиваться в эти дела и прибегать там к насилию, а за Фивами…

– Афины… Спарта…

– Сама Спарта!

– А тут еще восставшие варвары!

– Их надо привести к покорности, но не обращаясь к жестоким мерам и стараясь пресекать попытки к перевороту в самом зародыше. Как-то так.

– Как так?

– Не знаю. Как-то…

– Я выслушал вас всех. Никто даже не упомянул о дерзости и неустрашимости… ладно… но я полагаю, что, прояви хоть малейшую уступчивость, и все враги тотчас набросятся на Македонию. Поэтому…

– Македонский ублюдок! Волнениям среди варваров и войнам в их землях он сразу же положил конец, быстро пройдя с войском вплоть до реки Истра, где в большой битве разбил царя трибаллов Сирма.

– Лично я хорошо помню битву при Херонее. И Александра тогда. И там.

– И что? Что он тогда и там?

– Видишь ли… именно, он ее выиграл. Есть мнение. Серьезных стратегов.

– Кто они?

– Имен я не назову.

– Трусы! Вот кто они!

– Да, нет. Это – серьезные люди, и они полагают, что Александра следует опасаться.

– Вы тут спорите! А Фивы уже выступили!

Все-таки не удалось сдержать… Фивы не ограничились словами. И это – хорошо.

– Узнав, что фиванцы восстали и что афиняне в союзе с ними, Александр немедленно повел свои войска через Фермопилы и объявил, что он хочет, чтобы Демосфен, который назвал его мальчишкой, когда он воевал с иллирийцами и трибаллами, и подростком, когда он достиг Фессалии, увидел его мужчиной под стенами Афин.

Ххх… Под стенами я докажу, что уже не мальчишка.

– Подойдя к Фивам, Александр, желая еще раз дать жителям возможность раскаяться в содеянном, потребовал выдать только своих явных врагов и обещал безнаказанность тем, кто перейдет на его сторону.

– И?..

– Фиванцы, со своей стороны, потребовали выдачи Филота и Антипатра и призвали тех, кто хочет помочь освобождению от Македонии, перейти на их сторону.

– Что тогда?

– Тогда Александр приказал македонянам начать сражение.

– Что это сошло с места и пошло вперед?..

– Это… Это и есть македонская фаланга.

– Она же сметает все со своего пути. Неумолимая и страшная в безмолвии.

Жуткий каждый шаг каждого фалангита, сливающийся в один шаг фаланги… Этот невыносимый гул… он бьет прямо в сердце…

Фиванцы бились с мужеством и доблестью, превышавшими их силы, оказывая сопротивление врагу во много раз более многочисленному. Однако, когда македонский гарнизон, занимавший Кадмею, выйдя из крепости, напал на них с тыла, большинство фиванцев попало в окружение и погибло в битве.

– Царь! Победа! Полная победа!!!

– Царь, нужно остановить фалангу. Город уже твой. А они…

– Город их. Фивы их. Фиванцы их. Я наложил на них свою руку. И нет им пощады.

Копье пронзило хитон, кожу, мясо, кость – и глухо ударило в стену.

– Город был взят, разграблен и стерт с лица земли. Александр уверен, что Эллада, потрясенная таким бедствием, впредь из страха будет сохранять спокойствие; кроме того, он оправдывает свои действия тем, что удовлетворил своих союзников, так как фокейцы и платейцы выдвигали против фиванцев ряд обвинений. Пощадив только жрецов, граждан, связанных с македонянами узами гостеприимства, потомков Пиндара, а также тех, кто голосовал против восстания, Александр продал всех остальных в рабство, а их оказалось более тридцати тысяч. Убитых более шести тысяч.