Александр Айзенберг - Огненный царь

– Кто стерег Фивы?..

– Что ты так переживаешь?

– Неужели ты не понимаешь? Александр показал всей Элладе, что теперь никто и ничто его не остановит. Я даже начинаю сочувствовать персам… Ты, действительно, ничего не слышал о Тимоклее?

– Тимоклея… Тимоклея… что-то знакомое…

– Ты был у нее дома прошлым летом…

– Да-да. Очень приличная женщина… гостеприимная… статная… величавая…

– Несколько фракийцев ворвались в дом Тимоклеи, женщины добродетельной и доброй славы. Пока рядовые воины грабили, их предводитель насильно овладел женщиной…

С фракийца капала кровь… чужая… пот… свой… стекал… железо доспехов повсюду сдирало полоски кожи…

– …а потом спросил ее, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро.

Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ.

Спина… спина… он подставил спину… не думая… не думая… быстрее… с одного шага… А-а!

– Герой наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины – так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. Что с ней до этого еще делали пьяные варвары – не скажу.

На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Феагена, сражавшегося против Филиппа за свободу и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину, и ее детей.

Он уже может себе позволить быть даже великодушным.

– Ну, в сущности, я не думаю, что он свирепый варвар.

– Уже Филипп не был варваром, а Александр… Мы его боимся. И в его великодушии. Он доказал…

– Но он и не эллин!

– Конечно.

«Великий царь царей!

Ныне же сообщаю тебе, что Александр заключил мир с афинянами, несмотря на то, что они проявили большое сочувствие к бедствию, постигшему Фивы: уже начав справлять таинства, они в знак траура отменили праздник и оказали всяческую поддержку беглецам из Фив. То ли потому, что Александр, подобно льву, уже насытил свой гнев, то ли потому, что он хотел противопоставить жесточайшему и бесчеловечнейшему деянию милосердный поступок, однако царь не только простил афинянам все их провинности, но даже дал им наказ внимательно следить за положением дел в стране: по его мысли, в том случае, если бы с ним случилась беда, именно Афинам предстояло править.

Говорят, что Александр не раз сожалел о несчастье фиванцев, и это заставляло его со многими из них обходиться милостиво».

… – Год спустя Филипп был убит, и она вернулась…

– Значит, так. Олимпиас, провожая Александра в поход, ему одному открыла тайну его рождения и настоятельно просила его не уронить величия своего происхождения.

– Да что за чушь! Олимпиада все время опровергает эти толки и восклицала при этом: «Когда же Александр перестанет оговаривать меня перед Герой?»

– Он очень умен. Запущен слух, будто отцом Александра был не Филипп, которого отталкивала любовь Олимпиас к змеям, а Зевс, овладевший Олимпиас во время грозы. Слух появился еще при Филиппе. Интересно другое. Сам Александр поддерживает существование этой легенды в политических целях, но считает своим отцом именно Филиппа.

– Кто знает, кто знает…

– Думать можно все. Почему нет?

Эллины… Эллада… эллинизм… что это вообще такое?., с чего они решили, что… а и еще… я пленен идеалами Эллады… неплохо… они эллины и не пленены, а я пленен… плевали они сами на… а я, стало быть, варвар… Ну, что, я им чужд. И они мне. Если честно, не знаю, как бы я относился к ним, если бы они воспринимали меня иначе, но для них всех я – варвар. Ладно. Человек не… не афинянин, не коринфянин, не… Не!

Чужой для любого кусочка Эллады. И то же самое и в Македонии. Эпирот – и другого в Македонии и не могло быть. Он и Миртала, оба не только мать и сын. Они – чужие. Их не понимают и не любят. Кто-то даже и восторгается. Но не любят.

Ненавидят ли? От не любят до ненавидят – не так долго…

Но не в этом дело. Здесь корни не только наглости Аттала, но и уверенности в своем. Он – признанный настоящий полноценный македонянин. И его племяннница. А мы?..

– А эти… Эпиротка и ее сын-полукровка!

… Средств на содержание войска не более семидесяти талантов, продовольствия только на тридцать дней, кроме того, будущий… нет, просто великий! царь задолжал двести талантов. И…

– Несмотря на то, что при выступлении Александр располагал столь немногим и был так стеснен в средствах, царь прежде, чем взойти на корабль, разузнал об имущественном положении своих друзей и одного наделил поместьем, другого – деревней, третьего – доходами с какого-нибудь поселения или гавани.

Когда, наконец, почти все царское достояние было распределено и роздано, Пердикка спросил его: «Что же, царь, оставляешь ты себе?» «Надежды!» – ответил Александр. «В таком случае, – сказал Пердикка, – и мы, выступающие вместе с тобой, хотим иметь в них долю».

Пердикка отказался от пожалованного ему имущества, и некоторые из друзей Александра последовали его примеру.

Тем же, кто просил и принимал его благодеяния, Александр дарил охотно, и таким образом он роздал почти все, чем владел в Македонии.

«С такой решимостью и таким образом мыслей Александр переправился через Геллеспонт».

… Полководцы Дария собрали большое войско и построили его у переправы через Граник. Сражение…

Ворота Азии, и, чтобы начать вторжение, надо биться за право входа.

… многих пугала глубина реки, обрывистость и крутизна противоположного берега, который предстояло брать с боем.

Некоторые полагали также, что следует считаться с обычаем, установившимся в отношении месяца десия: в этом месяце македонские цари обыкновенно не начинали походов.

Александр приказал называть этот месяц вторым артемисием…

Пармениону, который, уже сорвав голос, хрипел, что в такое позднее время дня переправа слишком рискованна, Александр прокричал, что ему будет стыдно перед Геллеспонтом, если, переправившись через пролив, он убоится Граника, и с тринадцатью илами всадников царь бросился в реку.