Равиль Садыков - Русская императрица Анна Иоанновна и Оренбургская экспедиция. Роман

– Вы всё шутите, почтенный Шарип-агай, – и, обратившись к жене, добавил: – Жена, угости наших гостей кумысом, пусть они освежатся с дороги. Пройдёмте внутрь тирмэ, там нам будет удобнее. Сейчас моя Минлибика принесёт кумыс.

Он пригласил Шарипа и его спутников в своё жилище, как того требовали приличия. Пологи его тирмэ были откинуты, и ветер мог беспрепятственно проникать внутрь, принося с собой свежесть и прохладу степи.

– День сегодня жаркий, – начал он разговор.

– Кумыс в этом году должен быть славным. Много ковыля уродилось, – ответил Шарип, принимая приглашение хозяина.

– Да, травы в этом году уродились сочные, – поддерживая беседу, сказал Рахманкул. – Ну, а как вы, почтенный Аиткул? Всё ли у вас в порядке, здоровы ли вы, здоровы ли ваши близкие?

– Всё, с Божьей помощью, хорошо, все здоровы, – ответил Аиткул.

– А вы, уважаемый Нуркей, – обратился к сотнику Рахманкул, – здоровы ли вы?

– Спасибо, уважаемый Рахманкул. Всё слава Аллаху.

Перед тем как войти в тирмэ, гости разулись у входа: нехорошо заносить грязь в жилище, таков обычай. Они сняли сапоги и, пройдя внутрь, расположились на разложенных на полу подушках. Усевшись полукругом, хозяин и его гости прочитали нараспев молитву, прося Всевышнего сберечь жилище хозяина и его близких от всех несчастий и принести в его семью богатство и благополучие.

– Аллах акбар! – произнесли они все хором по окончании молитвы, обтирая ладонями лицо.

Минлибика подала каждому из гостей чистые полотенца и поставила перед ними глиняный кувшин, доверху наполненный кумысом, и несколько пиал. Затем быстро вышла из тирмэ, как того требовали приличия, чтобы посторонний человек не смог её рассмотреть. К тому же по мусульманскому обычаю женщине нельзя было находиться в одном помещении с мужчинами. Рахманкул разлил пенящийся прохладный напиток в пиалы и предложил своим гостям, протянув чашу по очереди каждому из гостей, начиная с самого старшего и почтенного.

– Попейте с дороги прохладного кумыса и утолите жажду, – говорил он, протягивая гостю чашу с пенящимся напитком.

– Хороший у тебя кумыс, – похвалил Шарип, возвращая на поднос пустую пиалу. Он обтёр ладонью губы. – И жена у тебя хорошая, воспитанная. Повезло тебе, Рахманкул, жениться на такой красавице. – От его взгляда ничего не ускользало.

Годы как будто не тронули Минлибику, её стан по-прежнему оставался таким же стройным и упругим, как и в молодые годы, а движения – плавными и грациозными. Минлибика будто не ходила по земле, а проплывала, настолько легко она двигалась.

– Да, – добавил Аиткул, – хорошая жена – это настоящее богатство.

– Я слышал, уважаемый Рахманкул, что в твоей тирмэ есть ещё одна красавица – дочь. Не пора ли ей подыскать хорошего мужа? – поинтересовался у Рахманкула Шарип.

Рахманкул молчал; он уже догадывался, с какой целью появились в его стойбище эти люди. Они приехали к нему, чтобы сосватать его дочь.

Всякий раз при мысли, что однажды ему придётся расстаться с Алмабикой, его сердце начинало щемить от боли. Он любил свою маленькую звёздочку – так иногда он называл дочь. Но рано или поздно это должно было произойти. Его дочь должна будет покинуть родной юрт 106 106 Дом. .

– Я тебе так скажу, Рахманкул: люди всякое говорят обо мне. Что Шарип злой. Но когда они обращаются ко мне за помощью, я всегда помогаю. Всем, кто приходил ко мне и говорил: «Шарип-агай, помоги», – я никому не отказывал. Правильно я говорю? – он посмотрел в сторону Аиткула. – Вот и сейчас почтенный Аиткул обратился ко мне за помощью. Его сын стал взрослым, и ему нужно найти хорошую жену, а у тебя дочь, которой нужен хороший муж, и я хочу вам помочь. Другой бы отказал, а я нет. Посмотри на его сына, – он указал в сторону молодого всадника, который за всё это время не проронил ни слова. – Какой красавец! Сын Аиткула Сагит чем не муж для твоей дочери? Пора тебе, Рахманкул, подумать о её будущем. Что скажешь?

Пока говорил Шарип, Рахманкул не проронил ни слова. Ни один мускул не дрогнул на его лице. У Рахманкула был долг перед Шарипом, к тому же он задерживал выплату ясака. Дело принимало серьёзный оборот, и откажи он сейчас Шарипу, наверняка тот потребует вернуть долг сполна. И Шарип хорошо знал, что Рахманкул не сможет с ним расплатиться.

– Дочь ещё слишком молода, – сказал он, собравшись с духом, – уважаемый Шарип-агай. К тому же мы ещё не сделали cыргатуй – не провели обряд сватовства. Нужно соблюсти обычай, как учили нас наши отцы.

– Нужно соблюдать обычаи наших отцов, – согласился Шарип, – но зачем тянуть? Сейчас мы его и проведём. – Шарип громко рассмеялся над собственной шуткой. – Времена сейчас непростые, Рахманкул. Всем сейчас нелегко, а Аиткул готов уплатить за тебя твой ясак и даст за твою дочь хороший калым. Аиткул – хороший хозяин, у него большой табун, есть овцы и коровы, верблюды.

– Но Алмабика совсем ещё ребенок, – попытался возразить Рахманкул.

– Вот мы сейчас и посмотрим. Пусть твоя жена приведёт её к нам. Эй, Минлибика, приведи к нам свою дочь. Не надо её прятать от нас, – крикнул Шарип, зная, что жена Рахманкула слышит его.

– Не по-мусульмански это, уважаемый Шарип-агай, нельзя нарушать обычаи, – попытался было возразить ему Рахманкул.

Вены на шее Рахманкула налились кровью и начали пульсировать от напряжения. Но если уж Шарип что-то решил, то он никогда не менял своего решения.

– А мы и не нарушаем обычаи, сегодня же и прочитаем никах 107 107 Бракосочетание ( араб. ). , и пусть молодые заживут счастливо, а нам, старикам, останется только свой век доживать и радоваться их счастью.

Сердце матери не обманешь. Едва завидев на горизонте всадников, Минлибика почувствовала неладное. Что-то подсказывало материнскому сердцу, что эти люди направляются к их стойбищу с недобрыми намерениями.

На пути к стойбищу стоял столб с приколоченным к нему черепом животного – дань древнему обычаю. Он должен был оберегать стойбище от дурного глаза. Люди верили, что это защитит их самих и их жилища от зла. Минлибика взглянула на оберег и мысленно попросила его защитить её и близких ей людей, если эти люди хотят причинить им зло.

Стойбище Рахманкула было открыто всем ветрам, окружённое степью и холмами. Оно состояло из нескольких юрт и небольших хозяйственных построек.

С тех пор как башкир стали принуждать вести более оседлый образ жизни, дабы умерить их, сборные юрты чаще стали использоваться как летние жилища на стойбищах, когда перегоняли пастись скот. Первым эту попытку предпринял царь Алексей Михайлович Тишайший, но его усилия так ни к чему и не привели. В дальнейшем и другие правители предпринимали подобные попытки, склоняя башкир отказаться от кочевой жизни и стать оседлым народом. С тех пор многое изменилось. Стада стали менее тучными, а привычный уклад башкир претерпел сильные изменения.