Виктория Гостроверхова - История родной женщины

Коля оказался в госпитале в очень тяжелом состоянии. За его жизнь долго боролись. Постепенно он стал приходить в себя. Но его жизни угрожала гангрена, которая уже завладела ногой и прогрессировала дальше. Врачи настаивали на ампутации, но больной напрочь отказался. «Вы что, у меня свадьба на носу. Кому же нужен одноногий жених!» – уверенно отвечал он и уверял, что все будет хорошо. Написал родителям письмо:

«Дорогие отец и матушка, передаю вам свой привет из Венгрии! Не волнуйтесь за меня и простите, если долго не отвечал на письма. У меня все в порядке. Я в госпитале, получил небольшое ранение. Сражение было тяжелым, но я уже совсем скоро буду здоров! Не волнуйтесь за меня! Я вас очень люблю! И передавайте мой горячий привет Настеньке и родственникам!

Надеюсь, скоро все закончится, и я приеду к вам! Поверьте, я буду самым счастливым человеком на земле!

Искренне ваш, сын Коля.

3 ноября 1956 год».

К нему сразу же вылетели родители. Они спешили как могли, но увидев Колю, уже его не узнали. Теперь операцию делать было бессмысленно. Через несколько мучительных дней он умер. Ему было всего двадцать лет.

В Ивановке известие о смерти, как только вошло в дом Петровых, заполнило его от стен до потолка молчаливой тоской. Николай каждые полчаса выбегал во двор в одном свитере. Там он дрожащими руками доставал спички, и, долго чиркая, зажигал терпкую самокрутку. До этого он никогда не курил, поэтому сейчас он тяжело кашлял от дыма и горя. Нина около кухонного стола бодро и четко, как наштурмованный солдат, нарезала овощи для будущих щей. Маша мыла полы. Все пытались заниматься своими обычными делами, отвлечься от мыслей, которые от безделья их бы поглотили. Маша подняла глаза на маму, внимательно взглянула на ее лицо, растерянное и жалостливое. У нее то и дело на глазах появлялись слезы, которые она тут же утирала замызганном кухонным полотенцем.

«Как он мог погибнуть? – вертелось в уме у девушки. – Как это возможно, чтобы его вдруг не стало? Она вспомнила счастливое лицо Коли, когда он выбирал себе костюм, как любовался им, боялся помять и ежеминутно напоминал родным о том, что главное, чтобы этот костюм непременно понравился его невесте. Маша не могла это принять, не могла свести его лицо с понятием о смерти. Она вышла из дома, машинально, как будто ничего другого при этом было нельзя придумать. Прошла мимо курящего отца, боясь на него взглянуть. Раньше он никогда не курил. Вышла и пошла по дороге, пустыми и недоумевающими глазами рассматривая дома односельчан. На краю поселка она разрыдалась… Она хотела пожаловаться Васе, излить душу… Тот хмуро бы обнял ее за плечи своей не по годам большой ладонью и что-нибудь сказал в поддержку. Но теперь она не могла пожаловаться. Никому не могла открыть душу. Она была одна. Ей нужно стать сильной. И ни к кому не привязываться. Это в очередной раз доказывает, что нужно всегда ожидать худшего.

В десятом классе, за год до выпускного, в классе Маши случилось неожиданное прибавление. Добавились три человека из детского дома, который в этот год перенаправили из города в село. В основном там находились дети, оставшиеся в войну без родителей, – они оказались самыми скрытыми и серьезными в деревне. Сначала новые парни сидели на последней парте около стены. Они были ниже травы, тише воды и сильно отставали в учебе. Но потом освоились и начали безобразничать. Учителей доводили до истерик и нервных срывов, били мальчишек. Ребята давали отпор. Все, кроме «блаженного» Леши, внука попа. Ему и так доставалось больше всех унижений – и от детей, и от взрослых, – так еще и новенькие на него ополчились. Почему – непонятно. Уж слишком он им хорошим казался. Но потом случайно от кого-то узнали, что он тоже наполовину сирота – отец погиб на войне, а мать в городе на заработках… А он от такой жизни не обозлился, как они… После этого стали с ним дружить и даже защищать от остальных мальчишек. А что, им терять нечего.

Девчонкой из детдома оказалась худая Любка с черными короткими волосами-паклей. А по лицу, особенно когда она его хмурила, никогда не догадаешься, что она девочка – кожа грубая, нос большой, глаза и губы маленькие и узкие… Да и фигурой, походкой, манерами, разговором – всем походила на мальчишку-бандита. И как назло, классная руководительница посадила ее с Машей, чтобы «перевоспитать» – потому что последняя хорошо училась и вообще была примерной девушкой.

Маша, конечно, была не рада новой соседке, но всем лучше, чем сидеть с Васей, с которым уже больше года не перекинулись ни словом…

Люба стала за ней таскаться, как собачка – провожала из школы, постоянно звала гулять, просила помочь с уроками, напрашивалась в гости, и Маша, хоть та ей была и неприятна, старалась ее терпеть. И не подавать виду. Ей было ее жалко.

Однажды Маша все-таки позвала Любу к себе в гости. Дома была мама и брат. Нина приняла девочку радушно, как, впрочем, всех и всегда: накормила, чем могла. А Гриша не слазил с рук гостьи, лез обниматься и трогать ее странные волосы. И та довольно терпела. А когда уходила вечером обратно к себе в общежитие с полной авоськой вкусняшек, которые дала с собой Нина, заплакала. У Маши, которая вышла провожать ее на порог, сжалось обычно ее холодное сердце:

– Ты чего? – прошептала она, стараясь чтобы ее голос тоже не дрогнул. Хотя заранее знала ответ.

– У тебя есть мама, братик и папа. Ты очень счастливая, – только и ответила та, быстро убежав в темноту. Маша посмотрела ей вслед, а потом на ватных ногах ушла к себе в комнату. Представила, что будет, если лишится родителей и брата. Пережила это у себя в мыслях. И легла спать… Самое худшее всегда может случиться. Надо это ожидать. Быть к этому готовой.

1957 год

Выпускной – грустный праздник? Возможно, для тех, чьи школьные годы были чудесными. Или для тех, кто не хочет прощаться с детством. Для Маши последний звонок колокольчика с красной лентой был не чем иным, как звуком свободы и самостоятельности. Наконец-то она уедет отсюда в город! Избавится от Славы! И от Любы тоже… Будет хорошо учиться, найдет достойную работу, станет сама себе хозяйка. Забудет прошлое…

Вот альбом с твердой серой обложкой, а внутри – почти тридцать круглых фотографий выпускников, уже совсем таких взрослых, полных надежд. Девочки, хоть еще и с белыми бантами, уже почти женщины, а парни, которые раньше дергали их за косички, стали двухметровыми мужчинами. Вверху, под квадратными фотографиями педагогов, три кругляша, как назло: слева Зинина фотография, лукаво улыбающаяся, посередине серьезная Маша с высоко забранными волосами, как у взрослой, а справа Вася с задумчивыми грустными глазами. Вот такой странный любовный треугольник этих круглых фотографий. Тот, кто составлял этот альбом, словно обладал даром прозорливости, ведь так будет всю жизнь: Вася и Зина, а их незримым присутствием, сама того не подозревая, будет разделять девушка-статуя с каменным сердцем. Знала ли Маша, как за ней весь выпускной вечер наблюдал Вася из-за кудряшек своей спутницы? А как он все хотел подойти в темноте, когда они все вместе ходили на Цну встречать рассвет? Рассвет их новой, взрослой, жизни, который разъединит их и разбросает по разным городам и республикам? А знала ли Маша, что Вася врезал противному Толе за то, что тот неудачно над ней пошутил? А о ночном разговоре Васи и Зины после выпускного? Возможно, догадывалась, но училась, только училась подавлять все свои чувства, вспыхивающие в гордом сердце…