Кирстен Сивер - Сага о Гудрид

С тех пор как Гудрид себя помнила, она помнила и Халльдис с Ормом. Они были старше ее отца и более терпеливы, и когда она поселилась у них в доме, она горячо полюбила обоих. Она вместе с нянькой делила постель как в Арнастапи, так и в Хеллисвеллире, и часто навещала отца, так что отчий дом не становился для нее чужим. Единственное, чего ей не хватало у Халльдис и Орма, так это маленькой бухточки на Купальном Берегу, где она училась плавать и где она часто вылавливала из моря бревна, на которых сохранялись следы чужих рук, обрабатывавших дерево. Высоко над бухтой нависал крутой склон, весь заросший цветами. Летом она следила здесь за сотнями чаек, кормивших своих прожорливых птенцов, или наблюдала за людьми, которые висели на кожаных ремнях над обрывом, возле отвесной скалы и собирали яйца и птенчиков. А если девушка поднимала глаза наверх, то ее взору представали горы Стапа, вздымавшиеся к небу своими скалистыми вершинами, поросшими травой.

Чудеснее всего бывало, когда в тучах появится просвет, и становился виден большой белый купол Ледника Снежной Горы. Он был главным маяком для путников, направляющихся на запад, как теперь и сама Гудрид… Она сердито смахнула с ресниц слезы. Ледник сверкал в солнечных лучах так ослепительно, что глаза не выносили этого света: хороший знак для путешественников. Море пенилось вокруг опасных подводных рифов у берега. В отдалении плясали на волнах яркие паруса. А с востока на полуостров Снежной Горы катились бесчисленные волны, и взглядом не объять было водное пространство до горизонта. Это было удивительное зрелище!

Орм и Халльдис решили оставить свой дом на сына и невестку, чтобы самим уехать в Гренландию. И когда люди Торбьёрна приблизились к Арнастапи, они были уже наготове и ждали гостей, чтобы всем вместе отправиться в путь. Орм вскочил в седло, и конь его встал рядом с конем Торбьёрна. Оба мужчины в последний раз помахали остающимся домочадцам.

Халльдис со своей служанкой Турид Четырехрукой примкнули к Гудрид и Торкатле, молча кивнув им. Даже темное, загорелое лицо у Халльдис было бледным, и это заметила Гудрид, но та больше ничем не выдавала себя. Девушка хотела научиться у своей приемной матери сдержанности и немногословию. Даже в это беспокойное утро Халльдис казалась такой же невозмутимой и надежной, как высокие горы, давшие свое название маленькому прибрежному селению. Да, именно надежной, подумала Гудрид и невольно подняла глаза к вершине горы Стала – туда, где парят орлы.

Когда Гудрид впервые оказалась в Арнастапи, Халльдис подарила ей щенка, чтобы девочка чувствовала себя как дома и отвлеклась от печальных мыслей о матери. Щенок бегал за ней повсюду, играл с ней, а к концу дня засыпал от усталости прямо у нее на постели. Однажды Гудрид вешала во дворе белье после стирки, и вдруг почувствовала, как на нее надвинулась большая тень, а через мгновение услышала отчаянный лай. Она повернулась, но орел уже уносил в когтях бедного щенка. На его светлой шерсти были видны следы крови. Орел взмыл ввысь так близко от Гудрид, что она ощутила на своем лице ветер от взмаха его огромных крыльев, и полетел со своей добычей к вершине горы. Гудрид, онемев от испуга, стояла еще какое-то мгновение во дворе, а потом вбежала в дом и, уткнувшись в грубое домотканное платье Халльдис, выплакала ей свое горе.

– Тебе нужно было лучше следить за щенком, – сказала ей Халльдис. Гудрид прислушалась к ее словам, ведь взрослые знают, что говорят. И если в Гренландии им повезет, она еще многому поучится у Халльдис. И у Турид Четырехрукой тоже.

Гудрид была несказанно рада тому, что эта умелая служанка едет вместе с ними. Пока она рядом, все мечты и воспоминания Гудрид остаются живыми. Турид Четырехрукая была вместе с ними на альтинге в прошлом году, в те счастливые и вселяющие надежду недели. Служанка украсила распущенные волосы девушки чудесным венком из цветов, она выслушивала болтовню Гудрид о каждой пережитой ею мелочи, которая казалась ей увлекательной. И Турид тоже видела тогда большую свиту нарядных всадников, проскакавших мимо в тот момент, когда Торбьёрн соскочил с коня перед своей хижиной. Гудрид могла воскресить в памяти мельчайшие детал той картины.

Многие из всадников учтиво приветствовали Торбьёрна и его людей, а Орм сказал тогда Гудрид:

– Это люди из Ската-Фьорда на севере. Вон тот силач в красной рубахе, который скачет впереди всех, – это Халльдор, новый хёвдинг Хова, а тот, в зеленом плаще, его друг, Торфинн сын Торда, который только что вернулся в родные края из дальних стран, куда он плавал купцом. Его мать приходится сестрой Снорри сыну Торбранда, а по отцовской линии род его в Исландии столь силен и могущественен, что таких еще поискать. И он, и Халльдор ведут свой род от Рагнара Кожаные Штаны.

Что до Халльдора из Хова, то Гудрид бросилась в глаза его черная, как уголь, окладистая борода, выделяющаяся на фоне красной одежды. И юный родич Халльдора, Торфинн, посмотрел, в свою очередь, на Гудрид, и глаза их встретились. Лицо юноши было худощавым, потемневшим от загара, он был широкоплечим, а взгляд серьезных синих глаз из-под нависающих бровей был внимательным, изучающим, словно он хотел угадать, кто такая Гудрид и что она таит в себе.

Неизвестно, что бы подумал Торфинн сын Торда, если бы он увидел ее теперь! Дочь богача, спустившего свое состояние, переселенца, о котором в Исландии теперь никто и не вспомнит, с грустью подумала Гудрид. Злость придала ей силы, и она поймала себя на мысли, что обманывается: неужели она могла вообразить, что Торфинн сын Торда заинтересовался ею! Глупо даже вспоминать об этом. Она выпрямилась в седле и шлепнула свою Снефрид по крутому, лоснящемуся боку.

Кобылка много раз возила свою хозяйку в Будир, а потому она резво неслась прямо к пристани, куда приходили торговые суда с железом, рабами, кувшинами вина и меда, с кожаными мешками, наполненными солодом и ячменем, с такими красивыми тканями, что трудно было представить себе, что они сработаны человеческими руками. Но теперь, в конце лета, на причале стоял один лишь корабль Торбьёрна. «Морской конь» выглядел огромным, темным – корабль этот напоминал Гудрид разъяренного быка, которого держат на привязи.

Снефрид поспешно остановилась, словно она ступила в зыбучие пески, и повернулась к кораблю. Жеребенок ее тоже остановился, будто связанный с матерью одной невидимой нитью. Гудрид нагнулась и шепнула на ухо кобыле:

– Ничего не поделаешь, Снефрид. Я позабочусь о твоей дочке, и, может, она найдет себе жеребца в Братталиде, у тамошнего хёвдинга.

Как и предполагал Торбьёрн, помимо Халльдис и Орма, нашлось еще немало людей, пожелавших попытать счастья в Гренландии. Вместе с людьми Торбьёрна, которые захотели остаться у него на службе, и вместе с рабами, у которых просто не было иного выбора, всего на корабле оказалось тридцать человек. Родичи и друзья отъезжавших потеснились на берегу, чтобы не мешать грузить на корабль припасы и вещи. С севера дул холодный ветер.