Кирстен Миллер - Всё, чего ты желаешь

Хейвен Мур бросила взгляд на наручные часы и повернула назад, к центру города. У нее еще было достаточно времени, чтобы вернуться домой засветло, однако она решила поторопиться. Ей не хотелось остаться наедине с мертвецами в тот момент, когда солнце сядет за деревьями.

Хейвен не ожидала, что Старая Аппиева дорога окажется настолько безлюдной. Иначе бы она выбрала другое место для прогулки. Летом прославленная дорога на окраине Рима прямо-таки кишела любопытными туристами. Но сейчас был холодный февральский вечер, и Хейвен столкнулась лишь с парой-тройкой отважных путешественников в теплых куртках и походных шнурованных ботинках. Целых три часа она провела наедине со своими мыслями, а это с некоторых пор представляло для нее опасность.

Ветер усилился. Он подхватывал и развевал черные кудри Хейвен. Она сжала в руке прядь, упавшую на ее серо-голубые глаза, и заправила волосы за ухо. Впереди, на вершине холма, находился знакомый склеп. Высокий и идеально круглый, он напоминал изящную башенку. Хейвен нравилось воображать, что ниже прячется целый замок. Как обычно, она на минуту остановилась и пристально посмотрела на каменную резьбу — пыльную гирлянду из бычьих черепов. Простая плита сообщала о том, что склеп служит местом упокоения Сесилии Метеллы. А вот о самой Сесилии было почти ничего не известно. Наверное, кто-то ее безумно обожал, если выстроил в ее честь такой монумент. Возможно, она была красива, талантлива или мудра. Но, так или иначе, история ее жизни уже давно забыта и быльем поросла. Спустя две тысячи лет после своей смерти Сесилия Метелла стала всего-навсего еще одной потерявшейся во времени душой.

Хейвен вдруг стало зябко. Она застегнула молнию на куртке и ускорила шаг. На горизонте появилось безупречно-белое такси — словно призрак нью-йоркского желтого кэба. Когда машина подъехала ближе, открылась задняя дверца. Из салона выбрались две девушки и вытащили за руку третью. Они направились к склепу, и Хейвен увидела, что им лет шестнадцать-семнадцать. Значит, они на пару лет младше нее. Все трое — в джинсах и одинаковых синих свитерах с вышитыми буквами «НН». «Американские школьницы-старшеклассницы», — подумала Хейвен. Суперпривилегированные двоечницы, отправленные в Рим, дабы здесь они приобщились к культурным ценностям Европы. Хейвен случалось видеть подобных девиц на площади, куда выходили окна ее квартиры. Они обычно пили дешевое вино, а потом дурачились, купаясь в фонтанах. Порой она им завидовала. Она-то повзрослела слишком быстро.

Девушки о чем-то увлеченно разговаривали и на Хейвен особого внимания не обратили. И вообще, они не слишком походили на вертихвосток. Одна была бледна и даже испуганна. Она брела, опустив глаза, а подружки держали ее под руки.

— Зачем вы меня обманули? — жалобно спросила она.

— Ты потом нам спасибо скажешь, — услышала Хейвен в ответ. — Я до сих пор не понимаю, как ты могла трижды побывать в Риме и не удосужиться взглянуть на собственную могилу.

Хейвен застыла посреди дороги.

— Я вам уже объясняла. Я не представляла, что она здесь, — послышался хрипловатый голос девушки. — И вообще я бы сюда ни за что не пошла.

— Но ведь ты узнала про склеп несколько месяцев назад. Почему ты не скачала фотки из Интернета? Разве тебе не интересно?

Девушка промолчала. Хейвен обернулась и обнаружила, что она качает головой.

— Ну, ладно, теперь мы у цели.

— Эй, Кэролайн!

Но та лишь всхлипывала.

— Пожалуйста, не плачь, — умоляюще произнесла одна из спутниц Кэролайн, тронутая глубиной переживаний подруги. — Твой муж тебя, наверное, очень любил, если построил такое. Говорят, это один из самых красивых склепов в Риме.

— Вы ничего не понимаете. Если бы он меня любил, он бы непременно снова разыскал меня, — попыталась объяснить Кэролайн. — Я его искала повсюду. Я уверена, что он вернулся. Просто он и не думал разыскивать меня.

Хейвен хотела подойти к девушкам, но внезапно голос подала третья из них.

— Ну, Кэролайн, — весело прощебетала она. — Ты глупо себя ведешь! Подумать только: ведь ты бы не приехала сюда, если бы Адам не предложил.

При звуке этого имени у Хейвен перехватило дыхание. Ее сердце заколотилось, она покраснела и бросилась прочь.

— Поезд до Флоренции отъезжает через час, — заявил Йейн. Он наблюдал за Хейвен, стоя в дверях. — Тебе не кажется, что пора собрать вещи?

Его чемоданы уже находились в прихожей.

— А зачем мне одежда? — попыталась отшутиться Хейвен.

Сидя на балконе, она сделала неторопливый глоток кофе и устремила взгляд на раскинувшуюся внизу площадь Пьяцца Навона. Струи воды в трех фонтанах сверкали в лучах утреннего солнца. Потихоньку начали заполняться места за столиками в уличных кафе. Когда-то Хейвен любила наблюдать за туристами, бродящими по центру Рима с картами, фотоаппаратами и непослушными детишками. В те дни ей часто казалось, что она стоит на страже, в дозоре, и выслеживает любого, кто может помешать ее счастью.

— Я думала, у нас будет отпуск, — добавила она.

— С таким отношением к одежде ты будешь чрезвычайно популярна в отеле, — Йейн подмигнул Хейвен. — Но хватит канителиться, иначе мы опоздаем.

— А если я не хочу ехать?

Хейвен старательно разыгрывала легкомыслие, но ей никак не удавалось унять дрожь в голосе. Когда она переступила порог гостиной, Йейн крепко обнял ее. Она услышала, как бьется его сердце — медленно и ровно.

— Нам будет очень весело, — пообещал он, зарывшись лицом в ее пышные черные волосы. — Ты запомнишь нашу поездку надолго, если не навсегда.

Хейвен неохотно прошла из прихожей в гардеробную — впервые за несколько месяцев. Здесь висели ее дизайнерские платья, но в каждом что-то было не так. Поблекла или протерлась ткань. А еще тут лежали чемоданы, покрытые тонким слоем. Хейвен боялась притронуться к своим вещам. Вдруг она к ним прикоснется и все чары мгновенно развеются? Время, проведенное в Риме, было по-настоящему волшебным. Хейвен — бывшая пария, отверженная в своем родном городке Сноуп-сити, штат Теннесси, наконец-то обрела жизнь, которой так жаждала. Ей едва исполнилось девятнадцать, а она уже имела собственный бутик на Виа дель Кондотти. Оттуда она каждый день возвращалась в прогретую солнцем квартиру, окна которой выходили на великолепную Пьяцца Навона.

На протяжении почти целого года она всегда распахивала балконные двери и ждала самого прекрасного звука на свете. Вскоре до нее доносилась мелодия песенки, которую Йейн насвистывал, пересекая площадь. Это была старинная мелодия без названия — их условный сигнал.