Далия Трускиновская - Сыск во время чумы

– Сейчас и до них доберусь, – пообещал Архаров.

Матвей поглядел в окошко.

– Так ночь же на дворе, Николаша… Нас до утра не хватятся… Остался бы с девкой, вдругорядь приласкала бы… экая ты чучела беспокойная…

Вдруг Архаров шагнул к окну и отвел занавеску.

– Гляди, зарево…

– Ну, пожар где-то, – проворчал Матвей. – Москва без пожаров не живет.

Он изучил остатки на столе, налил в стопку из бутыли, выпил, закусил недоеденным пирогом.

– Уж не наш ли бивак? – вдруг спросил Архаров.

– С чего ты взял? Вечно тебе мерещится…

Но Матвей уже давно понял – Архарову не просто так мерещится, и его подозрительности надобно доверять. Матвею всего лишь не хотелось подниматься.

Архаров выскочил из горницы и взбежал по лесенке в Марфину светлицу.

Марфа и Никодимка в розовом гнездышке, ожидая, пока гости управятся, играли в карты – в модную игру «ламуш», попросту – в мушку. Архаров ворвался без стука и первым делом оказался возле окна.

– Чего тебе, сударик? – осведомилась Марфа.

– Вон там, где горит, у нас – что?

– Почем я знаю? – удивилась вопросу Марфа. – Я тебе не московский полицмейстер.

Но Никодимка заинтересовался пожаром. Положив пять карт на столик рубашкой вверх, он встал возле Архарова.

– Где-то за Ивановской обителью горит… и крепко горит… большой домина, видать, был! Вот бы сбегать, поглядеть…

– Мать честная, Богородица лесная! – воскликнул Архаров. – Головинский дворец не в той ли стороне?

– Да в той, поди, – подумав, отвечал Никодимка.

Архаров сунул руку в карман, выдернул кошель, наугад набрал денег – тех, орловских! – швырнул на карты, и его как ветром вынесло из гнездышка.

– Бредихин, Тучков! – услышали Марфа с Никодимкой его голос. – Бросайте блядей! Наш бивак подожгли!

Тут же отозвались преображенцы, захлопали двери, застучали сапоги.

– Шпага моя где?! – заорал Медведев.

– Да вот же, на сундуке! – отвечала незримая Анютка-Жанета.

Архаров, подхватив епанчу, выбежал во двор, стал отвязывать лошадей.

Пес, который впустил гостей молча, как будто его и вовсе не было, вдруг возмутился, залаял, ему отозвались соседские псы.

Когда выскочил взъерошенный, с развившимися буклями, с совершенно распустившейся косицей, Левушка, Архаров уже был в седле.

– Матвея за руки, за ноги тащите! – перекрикивая брехливого кобелька, потребовал он.

В домишке грохнуло – не иначе, Матвея вместе с креслом уронили.

Но сборы были кратки – через несколько минут ночной московской улице пронеслись пять всадников в длинных и широких плащах.

Бредихин скакал впереди – он знал дорогу. За ним – Медведев, далее – Архаров с Левушкой, а замыкал кавалькаду сильно недовольный Матвей. Будь его воля – он бы ехал помедленнее. Но полковой конь, которого ему дали, имел свойственную почти всем лошадям привычку – делать все то же, что проделывает лошадь, возглавляющая бег. И коли гнедой под Бредихиным идет машистым галопом – то и карий под Матвеем будет делать то же самое.

Некоторое время всадники видели только стены домов да ночное небо со светлым заревом. Когда вылетели на берег Яузы, к мосту, – осознали размеры бедствия.

Дворец горел целиком, полностью, во всю длину и ширину. За деревьями парка, еще не облетевшими, преображенцы не видели всей суеты. Но понимали – каждая пара рук сейчас необходима.

– С нескольких концов подожгли! – воскликнул Архаров, привстав в стременах. – Ну, я до этих подлецов доберусь!

Преображенцы поскакали через мост, к воротам парка. И тут же, у моста, отыскалось приключение, которое было куда как кстати после проказ с Лизетами и Фаншетами.

Навстречу всадникам выскочил человек, гоня перед собой с верхом наполненную тачку – такие Архаров знал по конюшенным делам, на них удобно возить навоз. Однако в тачке было нечто иное.

– Стой, блядь! – закричал Бредихин, направляя на него коня.

Тачка, не удержав равновесия, завалилась, человек отскочил. Тут оказалось, что он не один. Его товарищи появились из темноты, из-под к самому мосту подступивших деревьев парка – очевидно, оттуда, где была разломана ограда, оттуда, где давеча гоняли незримых поджигателей Архаров и Левушка.

Таких людей преображенцам доводилось видеть нечасто.

Хотя и в Санкт-Петербурге дураков было достаточно, хотя и приезжие провинциалы надолго снабжали гвардейцев смешными историями, однако до сих пор всякий попадавшийся Архарову дурень имел хотя бы крошечный умишко, действоваший коряво и несуразно, тем не менее – по-своему последовательно.

Лица дуроломов, рискнувших налететь на четверку вооруженных офицеров Преображенского полка (Матвей не в счет), были видны невнятно – пожар дворца, стоявшего в глубине парка, давал недостаточно света. Но и того хватало, чтобы определить полное отсутствие мысли – как у выпивохи на третью неделю вселенского запоя. Они были пьяны тем, что совершили этой ночью, вовсе не заботясь о похмелье. И хмель, похоже, был старый, более чем недельной выдержки – с того вечера, как толпа, кем-то умным науськанная, ломанулась сперва грабить Чудов монастырь, потом – искать митрополита Амвросия в Донском монастыре.

Преображенцы заступили ночным грабителям, а скорее всего – и поджигателям, дорогу, не пустили на мост, а Бредихин, недолго думая, разрядил в них оба своих седельных пистолета. Упали почему-то трое, и тогда уж Медведев с Левушкой, вооруженные офицерскими шпагами, погнали прочих вверх по Яузе.

– Хоть одного словите! – кричал им вслед Архаров.

Словить не удалось – отчаянные головы, которым во хмелю сам черт был не брат, кинулись в холодную реку…

Архаров и Матвей спешились, подошли к упавшим. Один пытался подняться, но был ранен в грудь, жить ему оставалось недолго. Другой лежал уже мертвый. Третий, как выяснилось, всего лишь оступился с перепугу – и попытался, лежа, ударить Архарова ногами в живот.

Эти затеи Архаров знал с детства. Самому доводилось полеживать на спинке перед парочкой противников.

Он увернулся от ног влево, кинулся на колено и разом, вложив в удар весь свой немалый вес, впечатал кулак в щеку противника. Тот взревел и засучил ногами. Но был уже не опасен – настолько, насколько может быть безвреден человек с безнадежно поломанной в нескольких местах челюстью.

– Не тронь, – сказал он Бредихину. – Он нам живой нужен.

– Допрашивать бесполезно, – сообщил Матвей. – После твоей руки, Николашка, хорошо коли через месяц скажет «мама». А грамоте он, судя по рылу, не обучен.

– Вот черт… – Архаров искренне расстроился. – Матвей! Кто там в кустах охает?

И сам же пошел смотреть, раздвигая ветки обнаженной шпагой.

Отыскал он там одного из дворцовых истопников – парень преследовал грабителей и напоролся на нож.