Сергей Фомичёв - Сибирский фронтир

Потому, выбрав местечко в сторонке от грозных стен, я направил каноэ к берегу.

– Вы что же, так и не отведаете здешней кухни? – спросил я собеседника.

Он взглянул на миску, потом на меня. Секунду назад я выглядел испуганно, а теперь опять ухмылялся. Такой уж я парень. Всё-то мне нипочём.

– Так вот, домой вы не вернётесь, – гоблин принял мою игру, в его голосе появилось веселье. – Да, вы наверняка пытались это проделать, верно? Дайте—ка подумать… Карту звёздного неба и движение светил вы вряд ли знаете столь детально, чтобы оперировать хотя бы столетиями. Магнитное поле вашим органам чувств не уловить. То же с радиационным фоном и химическим составом атмосферы, хотя… тут есть зацепка. Запахи? Возможно, если поиграть на ассоциациях. Только на каких? Готов поспорить, пробовали с бензиновыми выхлопами?

– Не угадали. Я работал с визуальными ассоциациями. Речные набережные, приморские ландшафты. Памятник затопленным кораблям в Севастополе, собор Святого семейства в Барселоне, статуя Свободы в Нью—Йорке и всё в таком духе.

– Вот как? Собор слишком долго строили, а Леди Либерти, пожалуй, могла бы сработать. Вот только один из ваших прадедов родился чуть раньше, чем её установили.

– Причём здесь мой прадед? – удивился я.

Гоблин стал чуть более серьёзен.

– Выдворение в юрский период было в некотором роде импровизацией, – сказал он. – Вы заставили наших людей побегать, и у нас не осталось иного выхода, как попросту выбросить вас в прошлое. Кое—кто предлагал завербовать смышлёного паренька, но начальство решило иначе. Посчитало объект слишком непредсказуемым для специфики нашей работы.

Однако вы проявили сноровку и выбрались из ссылки. А поскольку уничтожать вас мы не желаем, как не желаем и брать ответственность за случайную гибель, то считаем себя обязанными предупредить о некоторых особенностях ситуации. Я бы сделал это и раньше, но вы слишком шустро перемещались. Только теперь, когда питание несколько раз подряд поступило в одно и то же место, мы смогли встретиться.

– Чёрта с два! – возразил я. – Не так давно мне пришлось изрядное время поваляться с температурой. Ваша пайка доходила исправно, но сами вы что—то не спешили навестить больного.

– По ряду причин, я не смог появиться там, – он не извинялся, просто доводил до сведения. – Но на самом деле вам ничего не угрожало. Организм без труда одолел простуду.

– Да ну? – наигранно удивился я. – Ладно, проехали. Так причём же здесь мой прадед?

– Дойдём и до него. Так вот. Вы довольно ловко для дилетанта взбирались из прошлого, но впереди вас ожидает непреодолимый барьер.

– Барьер?

– Да. И этот барьер отделяет вас, условно говоря, от начала живой традиции. От трёх поколений предков, встреча с которыми может привнести слишком серьёзные возмущения в систему. Самый старший из ваших прадедов родился в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Считайте этот год чертой, за которую вы не можете переступить.

– Бред! Какая тут к бесам живая традиция? Оба моих деда сгинули в генеральских забавах сорок второго года, не оставив ни писем, ни фотографий, ни орденов, а прадедов я и вовсе знаю только по именам, которые без лишних затей вывел из отчеств дедов и бабок.

– Вы вполне могли сделать её живой, если бы добрались. Но суть не в этом. В большинстве случаев попытки возвращения будут просто безрезультатными, подобно прежним вашим экспериментам с набережными. Однако вы показали отменные способности обходить преграды, и не исключено, что рано ли поздно вашей интуиции удастся нащупать лазейку. Так вот в этом случае вы, скорее всего, погибните.

Он замолчал, напустив на себя скорбный вид, словно уже стоял перед гробом. Мне тоже стало не по себе. Не очень приятное ощущение, когда вдруг осознаёшь, что до сих пор прогуливался по минному полю.

– Понимаю, – кивнул я. – Стало быть, ваша контора нечто вроде полиции времени? И там, на означенном рубеже меня ожидает проволока под током и надпись «Каждому своё» на воротах?

– Примерно так, – его ничуть не тронули намёки. – Только мы никакая не полиция, мы вообще чаще наблюдаем, изучаем, чем действуем. Время достаточно мощная система, чтобы нуждаться в чьей—то защите. Оно способно само защитить себя.

– А вот вы, вы сами тоже поселитесь в прошлом или всё же собираетесь вернуться? – ехидно заметил я. – Или ваши прадеды никогда не рождались? Стоп! Кажется, догадываюсь. Вы из будущего, если считать моими мерками. И находитесь в такой же ссылке, что и я, только вдобавок ишачите на контору. Оказались достаточно предсказуемы для специфики её работы?

Он оставил мои догадки без комментариев.

– Существует ещё одно ограничение. Не пытайтесь вернуться в прошлое. Даже на день, даже на час. Тут нет особого риска для жизни, просто вас вынесет обратно в юрский период, а то и куда подальше, и вырваться оттуда будет гораздо сложнее, чем в первый раз. Так что мотаться туда—сюда, узнавая детали и имея возможность на них повлиять, не получится. Это слишком опасно для такой тонкой структуры как время. Оно не потерпит попыток перекроить себя.

До сих пор я карабкался по пролётам веков и ступенькам лет только вверх. Или вперёд. Возвращаться не приходило в голову. Оказывается, это ещё и рискованно. Но что—то в словах посланца таинственной конторы меня настораживало. Время! Он рассуждал о нём как—то странно. То представлял мощной системой, какую и лбом не прошибёшь, то тонкой структурой, которая поддастся, ткни только пальцем. Нет, правда, человек может разбить сады на месте пустыни, но способен ли он перекроить пространство как таковое? А время?

– Знаете, мне показалось, что вы говорите не о времени, а об истории. Это на неё можно повлиять, обладая знанием будущего, но время нечто нейтральное, оно лишь носитель информации, а не сама информация.

– Вы так полагаете оттого, что по—прежнему относитесь ко времени как к измерению. На самом деле все сложные системы взаимосвязаны.

– Ну, так объясните. Что вы, в конце концов, теряете?

– Как же вам объяснить, если вы не владеете нашим понятийным аппаратом. Эту теорию, если переложить её на вашу математику, мог бы, наверное, понять Эйнштейн, Тесла и дюжина людей им подобных. Не больше. В той же степени, в какой люди понимали их собственные теории.

– Воспользуйтесь аналогией.

Гость усмехнулся.

– Аналогии весьма зыбкий путь познания. Они приводят к ложным интерпретациям.

Его интонации показались мне чересчур менторскими.

– Зато аналогии упрощают понимание, – возразил я.

– Слишком упрощают. Метафора хороша в литературе, художественный текст она украшает, а когда украшают аналогиями науку, эта последняя превращается в эссеистику, а то и в профанацию. Лучше я воспользуюсь примером. Поймёте или нет суть важно. В конце концов, вам это и не нужно.