Сергей Фомичёв - Сибирский фронтир

Гибель динозавров, которую вы считаете грандиозной катастрофой, была всего лишь собственной проблемой эволюции, как и кислородная катастрофа сине—зелёных бактерий, и эволюция проблему решила в присущей ей жестокой манере. А вот события на первый взгляд куда меньшие по масштабам способны потрясти всю систему в целом, ибо выходят за рамки одной составляющей. Вы, может быть, слышали о парадоксе, когда по так называемому Берингову Мосту в Америку из Азии перебрались люди, крупные млекопитающие, птицы, растения, пресноводные рыбы, кто угодно, но только не насекомые?

– Никогда не слышал.

– Поверьте на слово. Так вот, переселение насекомых и являлось неким слабым звеном системы. Оно приводило к слишком большому возмущению. Не только экосистемы, но вообще системы времени—пространства. А она стремится к равновесию, и достигает его самыми разнообразными средствами. В упомянутом случае вмешательства не потребовалось, природа создала своеобразный фильтр и азиатские насекомые плейстоцена не переселились в Америку.

– И чем они могли грозить, эти ваши полчища насекомых?

Я улыбнулся, вспомнив как давил «бабочек Бредбери».

– Вычислить подобное трудно, так как цепь взаимосвязанных событий длинна. Чем угодно могли грозить, например, вспышкой сверхновой.

– Астрология какая—то, – фыркнул я.

– Астрология – одна из ранних интуитивных догадок. Правда, её сильно исказили последователи. Ведь люди влияют на звёзды ничуть не меньше, чем звёзды на людей.

– Хм.

Мы помолчали.

– Кстати об истории, – сказал он. – Хочу дать один совет… скажем так, от себя. Не пытайтесь изменить её ход. Я знаю, у мальчишек—идеалистов вроде вас руки чешутся. Дай им что—нибудь перекроить в прошлом. Выйти с «Шилкой» против орды, или на атомном авианосце против убогих японских торпедоносцев. Покрошить негодяев в капусту.

– У меня нет авианосца, – заметил я. – Даже «Шилки» нет.

Рука предательски дёрнулась, чтобы проверить пистолет.

– Неважно. Главное не то, что есть на руках, а то, что шевелится в голове. Политический проект – любимая игрушка мужчин. А путешествие во времени позволяет реализовать самые крутые амбиции. Вернее создаёт иллюзию такой возможности.

– Ага. Тоже колючая проволока? Опасаетесь возникновения какой—нибудь чёрной дыры или просто блюдёте геополитическое равновесие?

– Мой совет касается не ваших желаний, и не ваших возможностей. Мы, конечно, присматриваем за так сказать сильными времени сего и за их окружением. И серьёзное вмешательство, которое угрожает космическим или экологическим катаклизмом, всегда готовы пресечь. Но я посоветовал вам не лезть в исторический процесс, чтобы голову не сложить раньше времени.

– Я, знаете ли, сам никуда не лез. Это вы меня пропихнули в прошлое. Не забыли? Постойте—ка. Только что вы утверждали, будто такая мощная система сама справится с любым вмешательством. Чего же тогда пресекать?

– Всё просто. Большинство проблем решаются на «локальном» уровне. У Вселенной свои заботы, у эволюции свои, а кому, как не людям, снимать проблемы, так сказать, исторического характера.

– Однако вы заставили меня задуматься, – осторожно заметил я. – Хм. Слушайте, ведь моё пребывание здесь само по себе влияет на ход истории, или нет? Вы что же, предлагаете мне стать холопом, записаться в крепостные крестьяне и остаток жизни пахать на барина? Просто, чтобы народ не смущать? В таком случае лучше верните меня к динозаврам.

– Боже упаси! – улыбнулся собеседник. – Я же вам объясняю. Отдельному авантюристу пробиться на уровень, с какого можно влиять на ход истории, практически невозможно. Чтобы поколебать инерцию социума нужно сидеть на троне или, по крайней мере, рядом с ним. Причём сидеть долго и напряжённо работать, рискуя получить от оппонентов яд в кубок или клинок в спину. А в иные времена и короны на голове недостаточно. Вы обладаете общими сведениями о прошлом вот и пользуйтесь на здоровье или вернее сказать себе на корысть. Но конкретные знания обрывочны и не системны. С помощью них вы всё равно не сможете ничего изменить. Подумайте сами. Паровую машину вам не соорудить, двигатель внутреннего сгорания тем более. Но даже обладай вы нужными знаниями, инерция социума будет препятствовать любым попыткам. Пока общество не готово воспринять новацию, вы обречены.

Я вовсе не собирался потрясать мироздание, но мне почему—то захотелось заспорить, мол, ещё поглядим…

Возразить не получилось. Ухо, перестав стучать топором, направился в дом, и собеседник поднялся из—за стола.

– За сим, желаю удачи! – сказал он. – Надеюсь, нам не придётся встречаться снова. Ибо это означало бы, что вы перешли рамки дозволенного.

Мне захотелось остановить его. Ещё о многом хотелось спросить, да хотя бы просто поговорить с человеком, с которым можно поговорить. Но гордость наступила на горло. Я промолчал.

***

Когда гость ушёл – не растворился в воздухе демоном, но проволочился собственными ногами до выхода – на меня сперва накатила тоска, но скоро она сменилась злостью пополам с азартом. У меня возникло желание нахулиганить. Поменять местами какие—нибудь артефакты, пробраться в монастырь и напутать летописные даты, попросить у хозяина ночлежки бумаги, чернил и закопать во дворе бутылку с письмом «Вам в коммунистическое далеко…". Все эти безумства промелькнули в сознании грозовыми разрядами. Но затем, вдохнув воображаемого озона, я успокоился. И задумался.

Проклятье! Гоблин нагромоздил столько противоречий, что мозги вскипели, отказываясь осмысливать информацию. Почти каждая следующая его фраза дезавуировала предыдущую. Не имея возможности уследить за всеми зигзагами по ходу беседы, я сделал несколько воображаемых закладок. В тех местах разговора, над которыми решил подумать как—нибудь позже.

Прежде всего, следовало обмозговать категорический запрет на возвращение. Как ни странно сам по себе запрет меня озаботил мало. За последние несколько миллионов лет я уже не раз смирялся с мыслью, что останусь в чужом времени навсегда. Тоска об утраченном доме оказалась не слишком сильной. Кто меня ждал там? Родители, которых я не видел по нескольку лет? Подружки, имена которых я забывал уже через неделю? Собеседники на сетевых форумах, скрывающие личность за никнеймами и выдумками? Всё это было скорее контекстом, нежели тем, ради чего стоит рисковать жизнью. С другой стороны контекст имел значение. Я привык к нему. И ещё – я не любил запреты. Кто они такие, эти шастающие по времени гоблины, чтобы указывать мне место? Короче говоря, проблема возвращения стоила тщательного рассмотрения.

Вопрос в том, сказал ли гоблин правду или это уловка, чтобы не допустить меня до родных времён. Положа руку на сердце, я не поверил до конца в невозможность возвращения. Я вообще брал под сомнение каждое слово гоблина. Он враг и если снизошёл до объяснений, значит, преследовал собственные цели. Так что вполне мог наврать и про барьер, и про живую традицию, лишь бы удержать меня от попыток побега. Он врал как сивый мерин, а изложенная им концепция мироустройства выглядела бредом сивой кобылы. Между мерином и кобылой скрывались, однако, недоступные пониманию нюансы.