Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти

Это был первый урок супружеской жизни для Калигулы.

Лупанар, куда Макрон привёл Калигулу, действительно выглядел роскошно. Но роскошь эта была показной. Случайно подобрана золотая и серебрянная посуда: ни одно блюдо не гармонировало с другим. Моль выжрала проплешины на узорчатых занавесках. Кислым, как уксус, казалось вино, выдаваемое толстым, краснолицым хозяином заведения за цекубское.

Макрон развязно потребовал лучшую кубикулу и двух девок, что и было предоставлено ему незамедлительно.

— Выбирай, какую желаешь! — широким жестом предложил Макрон, когда он и Калигула остались наедине с гетерами.

— Обеих! — заявил Калигула, обнаглев от плохого вина.

— Клянусь Юпитером, замечательный выбор! — ободряюще засмеялся Макрон.

Калигула, пьяно пошатываясь, подошёл к двум полуголым гетерам, рыжей и черноволосой. Наткнулся на маленький деревянный столик и, выругавшись, отшвырнул его ногой. Прищурившись, оценил взглядом рыжую. Пышные волосы девушки укрывали обнажённые плечи. Тёмные кружки сосков просвечивали сквозь прозрачную ткань пеплума.

«Если я выпью ещё полбутылки — она будет похожа на Друзиллу!» — с неоспоримой хмельной логикой подумал Калигула.

— Ты! — ткнул он пальцем в грудь черноволосой. — Иди к моему другу! А ты раздевайся!

Плавно покачивая крутыми бёдрами, рыжая девка неспешно подобрала край пеплума. Но эта чарующая медлительность, соблазняющая многих мужчин, не понравилась капризному внуку императора. Хрипло засмеявшись, он сорвал с неё пеплум. Затрещала, разрываясь, тонкая ткань; испугалась пышнотелая гетера.

— Ты подлая, бесстыжая сука! — пьяно навалившись на неё, шептал Калигула. — Тебе по нраву его ласки? Тебе нравится, когда он целует и мнёт твоё тело?!

Эти полубезумные слова предназначались для Друзиллы. Но Друзилле он никогда не посмел бы их сказать. И потому говорил незнакомой шлюхе. И страстно желал избить её, чтобы отомстить неверной возлюбленной-сестре. Логика пьяных!

— Если ты сука — то будь ею до конца! Становись на четвереньки!

Толчками и приказами он вынудил девушку опуститься на колени. И хрипло рассмеялся, когда гетера с наивным бесстыдством выпятила зад. И, не снимая сандалий, больно ударил ногой по розовым ягодицам.

Макрон, волосатую грудь которого неспешно целовала черноволосая девка, озабоченно приподнялся на ложе. И сразу же успокоился, увидев на полной шее гетеры медный ошейник: девушка была рабыней хозяина лупанара. А значит, её можно замучать — за дополнительную плату.

Префект претория в истоме откинулся на ложе, безвольно покоряясь губам и рукам умелой гетеры. И краем глаза следил за Гаем, устроившемся позади рыжей. В этот миг угловатое, но достаточно миловидное лицо Калигулы изменилось до неузнаваемости. Казалось, он надел маску, точь в точь повторяющую черты его лица, но уродливую! До того исказила облик Калигулы самая низкая похоть, которую не облагораживает любовь, а, наоборот, унижает презрение.

Оставив девку, Калигула вдруг снова помрачнел и болезненно скривился. Оправляя измятую тунику, он поплёлся к ложу Макрона. Префект поспешно столкнул на пол гетеру и утешающе протянул к юноше мускулистые руки.

— Что с тобой, Гай? — спросил он.

Калигула по-детски прижался к сильной груди Макрона и заплакал с бессильной злостью:

— Я люблю, Макрон!.. Я безумно люблю одну женщину, а она спит с другим!

— Кто эта дура? — с солдатской небрежной грубостью поинтересовался Макрон.

Калигула, всхлипывая, отрицательно покачал головой.

— Забудь её! — уверенно посоветовал префект. — Ты, внук императора, можешь иметь всех женщин Рима: рабынь, плебеек и знатных матрон! Если хочешь, я сведу тебя с несколькими патрицианками. В любви они утонченнее и прихотливее глупых гетер! — глаза Макрона масляно заблестели. — Но предупреждаю: с матронами нельзя вести себя так грубо, как с этой рыжей толстухой!

— Ты думаешь? — высокомерно спросил Калигула, вытерев слезы разорванным пеплумом гетеры.

Вместо ответа Макрон скорчил изумлённую рожу и поощрительно засмеялся.

Лупанар они покинули лишь на рассвете, измучав вдвоём полдюжины гетер. По три девки на каждого! Вполне достойно столь высокопоставленных особ.

Макрон и Калигула сонно брели по просыпающейся Субуре в сторону Виминальского холма. Пробирались мимо них женщины с корзинками, наполненными снедью. Водоносы продавали воду хозяйкам, ленившимся ходить к фонтану на площади. Раздавался в ушах стук сапожничьих молотков. Открывали лавочки почтённые негоцианты, сквозь зубы поругивая нерадивых подручных. Визгливо зазывали покупателей уличные торговцы, предлагая горячие лепёшки, поджареные на свином жире.

— Не желаешь ли отведать вкусной снеди? — прицепился один такой торговец к Макрону.

— Пошёл прочь, — с ленивым равнодушием ответил префект. — Твои мерзкие лепёшки приготовлены на собачьем сале вместо свиного! — и презрительно добавил на ухо Калигуле: — Этот глупец, видать, недавно в Риме и не знает нас в лицо. Иначе не осмелился бы приставать.

Торговец поначалу решил возмутиться и уже открыл рот. Но его поспешно оттащили в сторону товарищи, внушительно втолковывавая, с кем он имел честь говорить. И торговец, с глупой улыбкой на красном лице, долго смотрел вслед Макрону и Калигуле.

— Дорогу носилкам благородного патриция Луция Кассия Лонгина! — громко кричали рабы, расталкивая толпу.

Калигула нервно дёрнул за руку Макрона и увлёк его, удивлённого, в тёмную подворотню.

Восемь темнокожих, обнажённых до пояса рабов пронесли носилки из кедрового дерева. Сквозь прозрачную кисею Калигула увидел сидящего Кассия Лонгина. А рядом с ним, нежно склонив рыжую голову на широкое плечо мужа, находилась Юлия Друзилла. Кассий наклонился к ней и, улыбаясь, что-то говорил. Его тонкие губы и словно вылепленный из гладкого желтоватого воска профиль касался её волос.

Химерное видение проплыло мимо.

— Почему ты не заговорил с сестрой и её мужем? — искренне удивился Макрон.

— Не нравится мне этот Кассий! — ревниво скривился Калигула. — Он недостоин быть мужем внучки императора.

— Но почему? — недоумевал префект. — Род Кассиев действительно был некогда плебейским. Но несколько веков назад причислен к патрициям за многочисленные заслуги перед Римом. Среди Кассиев были консулы и цензоры, полководцы и триумфаторы…

— А все же, с Юлиями он не сравнится! — сердито оборвал его Гай. — И не смей мне перечить, Макрон! Не забывай кто ты, а кто — я!

Макрон нахмурился, прикусив нижнюю губу.

— Прости меня, благородный Гай, — после некоторого молчания произнёс он.

Следующий год пролетел незаметно — в лупанарах и кабаках. Оргии следовали одна за другой — среди вина, быстро вянущих венков, прозрачных покрывал танцовщиц, случайных пьяных лиц, звона монет и скрежета надорванных струн.