Валерий Борисов - Децимация

Шульгин едко улыбнулся.

– Вы все ищите, как и ваши неудачливые предки-игроки от народа, доброго дядю! С кем угодно, только не с Россией. А украинский народ хочет быть с Россией. Не будете этого отрицать? Сейчас вы опираетесь на боевые отряды галицийцев, завтра – призовете на помощь Австро-Венгрию. Она ведь вам ближе, чем Россия… – Винниченко неуверенно кивнул. – Вы дайте землю крестьянам, пусть они берут не сами, а с вашего разрешения. Этим вы сможете продлить свое властвование. Мне кажется, что большевистский режим – это временное явление. Будьте гибче, – жизнь это не только национальный вопрос.

– В ваших словах много правды. Но вы не поймете высоких устремлений украинского народа, его пробудившуюся нежность к своей родине! Не поймете!!

Шульгин иронично взмахнул руками, как бы показывая, что теоретическая часть разговора закончена, и пора переходить к конкретным делам. Но он добавил:

– Народ сам разберется в национальном вопросе. У вас хорошие мысли, сформированные в вашем узком кругу… а вот если бы спросили крестьянина – какой он национальности, то он бы вам не ответил. Я, например, на Волыни спрашивал крестьянина, кто он по национальности. И знаете, что он мне ответил: «Мий дид селянин, батька – селянин, и я селянин». Так что ему далеко до вашей борьбы. Вы создали миф об унижаемых украинцах, его муссируете и сами плачетесь, а народу все равно. Ему бы только работать, да без надобности не волновать.

Винниченко улыбнулся, но уже более добродушно:

– Говорил я вам, еще раз повторю. Были вы и остаетесь украиножором. Давайте перейдем к вашим делам.

Шульгин сразу же как будто подтянулся и начал:

– В ноябре я находился на Кубани и Дону. Казаки настроены против новой власти и собирают силы для похода против большевиков, на Москву. Есть такое мнение, что здесь вы сами справитесь с большевиками. У вас есть украинские полки, не дайте их распропагандировать большевикам. И продержитесь пока в таком положении. А просьба такая… окажите самое активное содействие в отправке донских казаков с фронта домой. Надо все сделать быстро. Промедление играет на руку большевикам. Вы понимаете?

Винниченко кивнул:

– У нас есть верные украинские части. Грушевский говорит, что за нас встанут четыре миллиона украинских солдат, – Винниченко неожиданно для себя хихикнул. – Но я не верю, что их столько. Но, повторю, верные части есть. Насчет казаков… мы и так не препятствуем уходу казаков с фронта, но полностью оголить фронт не имеем права. Да и как Антанта к этому отнесется?

– Фронта уже не существует. Если немцы захотят, то они могут занять весь юг. Но Германия боится партизанской войны. Поражение немцев близко, и у них уже нет сил для наступления. Поэтому безбоязненно отправляйте казаков на Дон. Да и Россия никогда не приглашала своих врагов для примирения.

Шульгин говорил уже не как собеседник, а как руководитель, считающий этот вопрос решенным. Винниченко внимательно слушал и не возражал. Потом подвел итог:

– Я немедленно дам телеграмму на Украинский фронт, чтобы казаков отправляли по домам. Петлюре поручу лично следить за этим.

– Вы с Петлюрой носитесь, как с писаной торбой. Его в России знают больше, чем вас.

– Вы правы. Скажу между нами – он недалекий человек, но верный. Но, за неспособность к руководству украинскими войсками, мы его скоро снимем с поста генерального секретаря по военным делам.

– Верно. На каждом посту должен находиться человек, знающий свое дело.

Их мнения совпали, что было приятно обоим.

– Василий Витальевич, я хотел бы посоветоваться с вами еще по некоторым вопросам.

Шульгин согласно кивнул. Винниченко нашел на столе нужную бумагу и протянул ее собеседнику.

– Вот письмо от промышленников севера. Прочитайте и выскажете свое мнение.

Шульгин стал читать: «Из Москвы в южные города России и Одессы, Киев – Генеральному секретариату. Секретно. Большевики имеют влияние лишь в нескольких городах… выяснено, что, благодаря разрухе, вызванной попытками большевиков захватить власть, наступило полное расстройство продовольственного дела, столицам в ближайшие дни грозит голод (это предложение было подчеркнуто). Центры, снабжающие хлебом столицы, прилегающие губернии отказываются предоставить его впредь до прекращения братоубийственной войны и открытия Учредительного собрания. Просим прекратить поставки продовольствия в столицы. России грозит небывалая разруха и голод…»

Мысленно Шульгин выругался. Это ж народ, дети будут пухнуть от голода и умирать! «Варвары! – подумал он. – Разве можно со своим народом поступать так подло!» Но отказ Центральной рады поставлять хлеб означал ее выход из всероссийского рынка, а следом и выход из состава России. Юг много веков поставлял хлеб в центральные и северные губернии, прекращение поставок означало войну между большевиками и радой. А это – разрушение и кровь, дальнейшие страдания людей. Но одновременно расширялся фронт борьбы с большевиками, конец которых, по его мнению, был близок. Пусть и рада начнет войну с большевиками. «Уберем большевиков, а потом разберемся с ней», – подумал Шульгин. И он осторожно, чтобы собеседник не заподозрил его подлых мыслей, ответил:

– Я думаю, надо поддержать промышленников и прекратить отправку хлеба в Россию. Голод – хороший помощник в войне с врагами.

Винниченко облегченно вздохнул.

– Мы уже месяц просим комиссаров прислать нам деньги. Хозяйственная жизнь замирает из-за их нехватки. Я думаю, закрыть границы с Россией и не давать им хлеба. Никуда большевики не денутся, дадут нам денежные знаки и за прошлый месяц, и наперед. Пусть считаются с нами и чувствуют, что мы тоже сила. А потом дадим продовольствие в столицы.

Шульгин с жалостью в сердце смотрел на этого честного в своих помыслах человека, известного писателя, но наивного политика. «Провозгласили независимость от России, а деньги должна давать Россия. О какой независимости вам еще говорить!» – думал он. Но места для жалости в политике нет, – сплошная подлость, а она безжалостна, и вслух он сказал:

– Это правильное решение. Надо подрывать их со всех сторон. Вы – хлебом, мы – вооруженной силой… и тогда победим.

А сам снова подумал: «Казакам еще с месяц собирать силы. А рада месяц не продержится. Она навязала себя Украине, а не народ ее назначил. Не помогут ей украинизированные полки… и вообще – ничто ей уже не поможет».

– Мы хотим выпустить свои собственные деньги, пока большевики не пришлют государственные.

Шульгин кивнул, но непонятно – то ли с одобрением, то ли с осуждением, и сделал неожиданное заключение:

– Несомненно, деньги должны быть российскими. Свои – как временная мера.