Анна Максимилианова - Libertas, vale!

– О милостивые боги! Ви́ллмир! Это ты?!

Казалось, что раненый не слышал обращённого к нему возгласа. Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на вошедшего.

– Виллмир, посмотри на меня, – настаивал Ариминий, склоняясь над бледным лицом варвара. – Разве ты не узнаешь меня? Я сын Сигимера, бывшего вождём племени херусков. Ты, наверное, слышал, что он погиб, и всеми делами племени заправляет князь Сегест. Если ты не помнишь моего имени, это не имеет значения. Меня теперь зовут Арминий.

– Я не знаю тебя, – бесцветным голосом произнёс раненый.

– Это не так! Конечно, прошло много лет, и меня теперь трудно узнать. Но я помогу тебе вспомнить день нашей встречи. Помнишь, как ты вместе со своим отцом приезжал в нашу деревню? Я предполагаю, что твой отец хотел просить могущественных херусков о помощи и поддержке. Он вместе с моим отцом заседал на совете старейшин. В его отсутствие тебе нечем было заняться. Ты стоял и смотрел, как я и мои друзья, шумные неугомонные дети, с азартом играли в войну. Мне было тогда не больше десяти лет, а ты уже был рослым и статным юношей лет пятнадцати-шестнадцати. Нас, задиристых мальчишек, возмущала твоя насмешливая улыбка, с которой ты взирал на нашу незатейливую игру. «Нужно сбить спесь с этого чужака», – с жаром воскликнул я. «Но как?! Он почти вдвое больше любого из нас!» – заметил самый осторожный. «Мы сделаем вид, что ушли, и потом подкрадемся сзади и нападём все разом. Наша атака должна быть неожиданной, и тогда этот верзила не устоит на ногах и обязательно свалится в огромную лужу, которая сейчас прямо у его ног. Пока он будет подниматься из грязи, мы разбежимся в разные стороны и вдоволь посмеёмся над этим задавакой», – таким был мой план. Он всем понравился, и мы не замедлили осуществить его. Но тебя наше нападение не застало врасплох. Ты, непоколебимый, как скала, с лёгкостью раскидал нас, и всем, кого поймал, надавал увесистых тумаков. Мне не повезло больше всех. Я угодил как раз в ту лужу, около которой ты стоял. Увязнув в жидкой грязи, я не мог убежать и готов был заплакать от стыда и отчаяния. Ты подошёл и вытащил меня. Сердце моё сжалось от страха. Но ты не ударил меня, а просто взял за подбородок и заставил посмотреть в твои выразительные глаза. В них были и строгий укор, и великодушная снисходительность, и едва уловимая печаль. Я никогда не забуду того момента, потому что ты был первым человеком в моей жизни, который обратился ко мне, как к взрослому: «Когда ты поведёшь их в настоящий бой, тебе следует точно рассчитать свои силы. Иначе никакие хитрости и обходные манёвры не принесут тебе победы». Мы познакомились и пошли ко мне домой. Там ты заступился за меня перед матерью, которая сильно разгневалась из-за моей испачканной одежды. Ты сказал, что всё произошло по твоей вине, и мать перестала злиться и браниться, так как ты был гостем, а гостеприимство для нас свято, не так ли?

Арминий полностью отдался воспоминаниям. Словно заново переживая волнующие моменты далёкого детства, он говорил пылко и восторженно, стремясь заразить своего безмолвного собеседника чувством светлой ностальгии. Но тот продолжал равнодушно смотреть на разрисованную стену, и, казалось, не слышал ни одного слова.

– Вечером, после ужина, мы сидели у костра в окружении полдюжины ребят, которые составляли мою постоянную компанию. Ты рассказывал нам легендарные истории о наших богах и героях. Сколько красоты и чувства было в твоих словах! Когда ты повествовал о забавных проделках Локки в образе кобылы, мы чуть не лопались от смеха, а когда описывал трагическую гибель Бальдра и горе его жены, умершей от тоски, я не мог сдержать слёз. Хотя мы привыкли тщательно скрывать свои слёзы, боясь прослыть малодушными, мне совсем не стыдно признаваться, что твой проникновенный рассказ заставил меня плакать. Ты произвёл на меня, ещё ребёнка, неизгладимое впечатление. Мне нравилось в тебе всё, и хотелось стать таким же, как ты! Ты слышишь меня? – Арминий нетерпеливо потряс раненого за плечо, чтобы вывести его из оцепенения. Это неосторожное прикосновение, очевидно, вызвало сильную боль. Из груди раненого вырвался тихий стон, и он бросил на Арминия быстрый презрительный взгляд через плечо.

– Ты не имеешь права презирать меня, Виллмир! Знаешь, что произошло вскоре после нашей встречи? Сначала мой отец пытался противостоять Риму, но ему быстро стало понятно, что это бесполезно. Он не хотел, чтобы селения херусков подверглись опустошению, и был вынужден вступить с римлянами в союз. После заключения мира нас с братом взяли в заложники, чтобы гарантировать верность нашего отца, и увезли в Рим. В этом нет моей вины, Виллмир! Кстати, ты помнишь моего младшего брата? У него такие же золотисто-пепельные волосы, как у тебя. Если бы ты знал, как часто я с тоской вспоминал о нашей встрече во время моей учебы в римской школе. Я понимаю, друг мой, как трудно тебе примириться с тем, что случилось. Поверь, мне очень грустно видеть тебя в таком унизительном положении. Я верю, что ты рождён для славных дел, а не для рабства, и поэтому сделаю всё возможное, чтобы освободить тебя, как можно скорее.

– Мне не нужна твоя помощь, потому что я скоро умру. Силы уже покинули моё тело, осталось лишь немного подождать, пока затуманенный болью и страданиями разум совсем не угаснет, – сказал пленник бесстрастным, монотонным голосом. – Каждый день я молю богов о скорой смерти. Но даже если я не уйду из жизни, мне было бы очень стыдно принять помощь от тебя. Мне ничего не нужно от подлого германца, предавшего свои корни. Оставь меня в покое и ступай своей дорогой.

Арминий молча проглотил оскорбление и некоторое время задумчиво смотрел на исхудалый безжизненный профиль своего старого знакомого. Потом молодой херуск порывисто встал и пошёл попрощаться с хозяином дома.

Рассвет расписал небо в нежные перламутрово-розовые тона. Птицы проснулись и весело защебетали. Травинки красовались в чистых бриллиантах росы. Деревья тихо шуршали и шептались, передавая друг другу радостную весть о новом дне. На поляне резвились прекрасные белые кони с тонкими, стройными ногами и длинными, густыми гривами. Вольные, игривые создания нашли безмятежный приют в глубине леса. Как грациозны их движения! Как легко они предаются своим нехитрым забавам!

Высокий и немного полноватый мужчина средних лет пробирается по узким, почти непроходимым тропкам, приближаясь к лужайке, где пасутся белые лошади. Его длинные светлые одежды цепляются за ветки деревьев, пачкаются и рвутся. Это жрец. Он пришел сюда, в священную рощу, чтобы запрячь самых сильных коней в праздничную колесницу. Но сегодня это кажется непосильной задачей. Самая резвая и норовистая кобылица, от которой жрец всегда ждал неприятностей, вошла на этой неделе в охоту. Совсем не стало с ней сладу. Взбаламутила весь табун. Вот и сейчас игриво завлекает самцов. Где им теперь заметить, как угрожающе хлещет жрец своим длинным кнутом по траве, если всё внимание приковано к высоко поднятому хвосту кобылы? Терпкий запах её влажного лона резко бьет в трепетные ноздри жеребцов. Сильные тела их напряжены, мускулы дрожат. Хорошо ещё, что в табуне есть признанный вожак, иначе столкновения за право обладания было бы не избежать. Без борьбы победитель, он ловко закидывает передние ноги на круп своенравной кобылицы, и стройное тело её начинает сотрясаться от мощных, глубоких толчков. Она оглашает поляну своим неистовым ржанием. Остальные кони вторят ей. Жеребцы нетерпеливо перебирают копытами, стараясь, как можно ближе, подобраться к совокупляющейся паре. Но вожак грозным ржанием и резкими взмахами хвоста отпугивает их, не прерывая своих ритмичных движений. Кобылы равнодушно стоят в стороне, пощипывая траву. Отчаявшийся жрец решил, что можно запрячь в колесницу хотя бы их.