Анна Максимилианова - Libertas, vale!

«Конечно, какое дело этим возвышенным созданиям, никогда не ведавшим тяжёлой работы, до того, что сегодня большой праздник, и надо устроить торжественную процессию в деревне?! У них есть занятия и поважнее этого! Что им до людских забот, если они причастны тайнам богов?!» – ворчал раздосадованный жрец. Он ещё раз ударил кнутом по траве. Но даже самые послушные кобылы не хотели повиноваться ему сегодня.

Что делать? Бить священных животных он не мог, так как боялся кары богов. Но гнева вождя и насмешек членов общины он тоже боялся. «Что же ты, жрец?! Если ты так же хорошо понимаешь волю богов, как и священные лошади, которых мы содержим на общественные средства (как и тебя впрочем!), почему же вы не можете достигнуть согласия? Хотя бы по поводу того, когда мы должны праздновать священные дни Фрейи или Донара?»

Общественное осмеяние. Позор. Нет, он не потеряет своё достоинство в глазах соплеменников! Жрец решительно направляется к группе коней, теснящихся вокруг вожака и его «пассии». Он снова бьёт кнутом. Но в этот раз не по траве, а по белоснежным спинам лошадей. Кнут звонко зазвенел в воздухе. Ещё удар! Животные с громким ржанием испуганно отскакивают, натыкаясь друг на друга. И тут происходит ужасное: облик жреца начинает меняться на глазах. Он вдруг похудел и помолодел. Волосы его стали длинными и изрядно посветлели, а тусклые и апатичные глаза загорелись огнём, словно факелы. Всемогущие боги! Кто это? Да это же сам Виллмир! Это он в бессмысленной ярости продолжает хлестать разбегающихся коней, судорожно сжимая рукоятку кнута обеими руками. На ослепительно белых спинах прекрасных, грациозных созданий появляются кровавые полосы.

Нет! Что ты делаешь?! Остановись! Ведь это же священные животные! По их ржанию и фырканью можно предсказывать будущее. Ты прогневишь богов. Остановись!.. Но Виллмир уже не может остановиться… Его бёдра двигаются сами собой. Никаких коней вокруг нет, да и кнута в руках тоже больше нет. Зато есть горячий женский зад, который он крепко прижимает к своим напряжённым бёдрам. Стройное тело темноволосой женщины сотрясается от мощных, глубоких толчков. Откуда она взялась? Словно издалека, Виллмир слышит её тихие стоны. Как страстно и самозабвенно она отдаётся ему! Объятый чувственным восторгом мужчина забывает о боли в плече и начинает двигаться быстрее. Сейчас, сейчас, растворившись в экстазе, он избавится от томительного бремени и достигнет полного блаженства. Распалившись до крайнего предела, Виллмир совершает последний неистовый толчок и с безумным наслаждением ощущает, как освобождается и взлетает его душа. Раскрепощённая и смелая, она парит над тяготами жизни и возносится к таинственной высшей силе, сотворившей вселенную. Разве можно познать такое необыкновенное, божественное чувство от соития с женщиной? Может быть, это сама богиня любви, дикая и чувственная, отдаётся простому смертному? Может быть, её тронули его страдания, и она своими огненными ласками оказала ему милость?

С этими вопросами в голове Виллмир очнулся на рассвете от тяжелого тревожного сна. Какое кощунство! Как такое возможно?! Даже в мыслях, даже во сне это недопустимо! Да не сон это был, а болезненный бред! Наверное, опять его лихорадило. Рана на левом плече сильно болела. В голове был тяжёлый туман. И в этом тумане проплывали странные образы противоречивого сновидения: прекрасные белые кони в священной роще, раздосадованный жрец в ритуальном одеянии с кнутом в руках и страстная незнакомка с точёной фигурой. Эти образы то исчезали, то снова возникали в прозрачной голубоватой дымке. Они то становились ближе и отчётливей, то отдалялись и приобретали размытые, неопределённые формы. Священные кони то совокуплялись, то в испуге метались по лесной опушке. Жрец грозил им кнутом и орал во всю глотку, только его криков совсем не было слышно. Изумительная женская фигура с мягкими кольцами тёмных волос на гибкой спине внезапно появлялась в призрачном бледном свете утра и через несколько мгновений таяла без следа. Виллмир не знал, как долго он находился в этом странном состоянии между сном и бодрствованием. Наконец, назойливые видения перестали кружиться в его голове, и он погрузился в глубокий сон.

Ранним утром Квинтилий Вар сидел за своим письменным столом в таблинии, просторном рабочем кабинете с яркими фресками на стенах и мраморными бюстами римских политиков и греческих философов вдоль стен. В центре мозаичного пола красовалась сцена «Орфей выводит Эвридику из подземного мира». На массивном письменном столе из чёрного дерева царил безупречный порядок. Свитки папируса и пергамента были аккуратно разложены на краю стола. Перед пропретором стояла изящная стеклянная чернильница. Рядом с ней лежала покрытая воском табличка со стилусом для черновых записей, которые можно было стирать тупым концом стилуса. Столешница была украшена великолепной инкрустацией с цветочным узором. Пальцы правой руки пропретора нервно барабанили по её лакированной поверхности. Вид у наместника Германии был усталый и озабоченный. Он плохо спал прошлой ночью, так как мысли о мятеже ангриваров в северном округе провинции не давали ему покоя. И время, и место этого бунта были очень проблематичными.

«Как люди, вообще, могут жить в окружении такой непроходимой чащи?! Цивилизованные люди не могут. Только дикие варвары влачат там своё жалкое существование, – думал Вар. – Хорошо, что Арминий так прекрасно может ориентироваться в здешнем лесу. Он вместе с храбрецами из вспомогательных конных отрядов тщательно разведал местность, оценил положение в мятежных селениях и предоставил мне срочный отчет. Когда вернусь в Рим, нужно будет лично ходатайствовать перед принцепсом о щедрой награде для Арминия. Он её заслужил».

Размышления Вара были прерваны приходом его домоправителя Актеона. Это был долговязый, сухопарый грек с густыми седыми волосами, подстриженными на римский лад с ровной чёлкой до середины лба. Масса его почти белых волос слегка закрывала мочки ушей и была похожа на шапку. У пожилого мужчины были внимательные глубоко посаженные серые глаза и острое лицо с глубокими морщинами вокруг тонкого рта. Наместник Германии знал этого незаменимого в доме человека с раннего детства. Тогда Актеон был ещё совсем молодым домашним слугой и в своё свободное время любил развлекать маленького Публия Квинтилия и его сестёр забавными играми. Актеон был необыкновенно предан Вару, и патриций по заслугам оценил его верность, даровав ему свободу пять лет назад. Старый вольноотпущенник и не думал покидать своего хозяина после этого радостного события. Он с удовольствием продолжал заведовать огромным хозяйством Квинтилия Вара и всегда стремился обеспечить ему и его семье приятную и комфортную жизнь даже вдалеке от Рима. Тепло поприветствовав Актеона, Вар сразу перешел к делу: