Тамара Ла - Пятнадцатое воплощение. Исторический роман

Весть о мире сразу разнеслась среди воинов. Все были довольны, что война кончилась замирением. Сразу стали собираться домой.

Через два дня пути утром отряд Алишпура приближался к переправе через Бетв. Восток впереди призывно алел. Рамалли мечтательно смотрел на разгорающуюся зарю. Всегда больше любил розовотелую Зарю, чем пронзительный, пронизывающий жаром зрак Сурьи-Солнца.

Утро – любимое время дня. Вот и сейчас нагая богиня Ушас всем показывала свое сияющее розовой юностью тело, разодрав черные, усыпанные звездами покрывала ночи. Ушас – вечно прекрасная Солнечная Дева, открывающая дорогу новому дню, старящая мир людей на еще один день.

Рамалли, Марури и Шарад, как обычно, находились рядом. Всадники ехали молча, лишь Шарад беззаботно посвистывал под дружный топот конских копыт. Все в отряде знали: сегодня к вечеру или завтра утром будут дома.

Вскоре подъехали к переправе. Вода в речке поднялась после недавних ливней. Слуги начали искать брод и распугивать крокодилов, лениво лежавших у воды. С другого берега приплыла лодка, полная весело шумевших крестьян.

Рядом с отрядом воинов ждала своей очереди сесть в лодку группа бродячих артистов и танцоров. Рамалли проследил за восторженным взглядом друга и увидел красавицу-танцовщицу с тонкой талией, с гибкими широкими бедрами, во всем подобная храмовой статуэтке Богини.

Черные длинные косы, перевитые украшениями, уложены в сложную прическу. Сильные бедра, маленькие ладони и стопы. Гибкая, как змея, и сильная, как пантера, красавица всем позволяла любоваться собой. Ароматное, ярко-красное соцветие ашоки словно пылало в ее черных волосах.

Ее черноглазая, черноволосая красота врезана в яркую глазурь неба и текучую синеву реки, точно драгоценная картина.

Рамалли, как и все, смотрел на красавицу, и от чрезмерной красоты этой женщины ему было почти больно. Точно от солнца хотелось заслониться рукой. Острое радостное предчувствие своего предстоящего впереди счастья и горя, жизни и смерти…

Марури толкнул его локтем в бок.

– Что, понравилась?

– Да! А тебе?

– Еще как! Она будто луна, сверкающая в полнолуние! Опьяняющая чаша вина! Хотел бы я, чтобы она сверкала в моем доме! А ты?

Рамалли, не отвечая, гладил широкую, сильную шею своего гнедого коня.

– Я бы тоже хотел! – воскликнул Шарад и тут же огорченно осекся, добавил: – Но…

Воины вокруг него невольно расхохотались, зная: дома Шарада ждет очень ревнивая женушка, не позволяющая ему и взгляда бросить на всех других женщин, кроме себя!

В это время лодка с артистами отплыла от берега, а передние ряды отряда начали входить в реку.

Дожидаясь своей очереди, Рамалли, Марури и Шарад придержали своих сильных, просящих движения коней. Воин позади них спросил друзей:

– Когда вернемся домой, что будем делать? Останемся служить у дяди Дакшипатхи?

Рамалли и Марури молча и согласно кивнули. А Шарад вдобавок к этому с недоумением пожал плечами:

– А иначе, что нам делать? Нам все равно кому служить, лишь бы он раджей назывался!

Перейдя речку, кони вынесли всадников на более высокий берег. За приречной рощей открылась взглядам широкая равнина. А за ней на юге синели горы Виндхья – обиталище богини Парвати. Горы были черно-синие из-за нависших над ними грозовых туч. Рамалли взволнованно смотрел на них, раздувая ноздри, вдыхая ароматы множества цветов и пахнущий дождем и речной влагой воздух.

После переправы конница продвигалась вперед до самого вечера и только тогда остановилась на ночлег, когда небо запылало гигантским, ярчайшим пожаром заката – такого же цвета, как оранжево-красный цветок ашоки, вплетенный в черные волосы красавицы-танцовщицы.

В начале сезона дождей вернувшись домой, Рамалли узнал о гибели одного из своих младших братьев: он служил в войске восточного правителя за рекой Кен и погиб в недавнем сражении. Рыдания и слезные причитания наполняли родной дом.

Прошло около месяца…

Рамалли стоял в боковом дворике, осененном знакомыми с детства чампаками – чуть-чуть шелестела их листва в знойно-влажном дыхании дня. Между беседкой и амбаром он стоял в узком проходе, поросшем ковром изумрудно-зеленой травы. Вокруг беседки кусты жасмина лили свой сладкий чувственный аромат. Белоснежные душистые цветы жасмина – любимые цветы Рамалли и его жены Нанданы.

С главного двора слышно, как старший брат учит своего подросшего сына владению мечом: доносились негромкий стук деревянных мечей, поучающие замечания брата и звонкий, веселый смех одиннадцатилетнего мальчика.

За стеной в садике играли дети, а затем среди голосов племянников и своего старшего сына Рамалли раздался голос его матери – Мадумати. Знакомые с детства, ласковые интонации ее голоса проникли в сердце Рамалли. Благодарный, он всегда помнил с какой неизменной любовью и добротой Мать относилась ко всем своим многочисленным детям, а теперь и к внукам. Со спокойным наслаждением вслушивался в напевный голос матери. Взяв на колени четырехлетнего внука Радмику и его сестренку Брамику, Мадумати стала напевать детям песню о великих героях Махабхараты – древнего сказания, слагаемого в Индии еще до того, как тысячу лет назад арии заселили здешние земли.

Обхватив затылок ладонями и сплетенными пальцами, и прислонившись спиной к прохладе стены, украшенной узорами бархатистого наощупь мха, Рамалли слушал пение матери и большими темными глазами глядел поверх крыши за село: там над зелеными купами садов красиво высились три пирамидальные ашоки, а еще дальше за равниной взволнованно чернели южные горы – предвестье грозы, наползающей на небо с запада – вот-вот, еще немного, и на все окрестные земли обрушится ливень, с шумом изливающий потоки воды, прекрасно грозно бьющий во все стороны слепящими копьями молний.

Зачарованно слушая задушевно ласковый голос матери, Рамалли благодарно сознавал, что во многом благодаря ей их большой род крепко спаян. Никогда в их многочисленной семье нет споров и криков. Все родные с любовью и уважением относятся друг к другу… Для всех родственников их дом – надежный оплот. И в то же время Рамалли впервые подумал, что привязанность к нему матери сильна, но не больше и не меньше, чем к другим ее детям: погибни он, как брат, в бою, Мадумати, конечно, погорюет, но все равно быстро утешится. У нее много детей и внуков, которым нужна ее ежечасная забота и ласка. Поплакав по нему, как по брату, Мать продолжит жить по-прежнему, вся в семейных делах и ласковых заботах о близких.

В ясности этих мыслей не было печали. Рамалли подумал об этом без всякой горечи, наоборот, чувствовал облегчение и утешение. Простая истина, что в семье все любят друг друга, но по отдельности мало что значат для всего Рода, утешала и успокаивала. Из-за его возможной гибели крепкий стержень семьи ничуть не ослабнет, и вместо него его сыновья и внуки продолжат жить и быть опорой семьи. Значит, сам по себе он не важен семье. Значит, ничего не привязывает его к родным…