Александр Бубенников - Мать и сын, и временщики

– Ничего я не позабыл про измены Глинского – только ты хочешь на старости лет из своего брата изменника сделать… – сокрушенно мотая головой, сказал Борис Горбатый. – И не по душе мне, что первые волнения в государстве пошли буквально на следующий день после кончины государя… Что же дальше будет?..

– Ну, что ж, брат иди донеси на меня тому же Михаилу Глинскому и его племяннице, что правит страной именем сына… Сделай большое дело в раскрытии государственной измены своего брата Андрея Шуйского и Юрия Дмитровского… Поспеши, отблагодарить в Москве не успеют вовремя…

– Напрасно ты так со мной, брат Андрей… Болен я серьезно… Не до беготни в Москву, да и не до отъездов в Дмитров… Век свой достойно хочу прожить и спокойно умереть честным человеком…

– Значит, не поедешь доносить на брата и Юрию Дмитровского?.

– Выходит, нет… Одумайся, брат Андрей, неужели не видишь, что твоя измена государю-младенцу на с следующий день после смерти его отца может оказаться страшней и гнуснее измены Михаила Глинского… Прощай, брат.

– Спасибо и на том, что хоть еще братом меня называешь… – зло бросил при тягостном прощании Андрей Шуйский.

На том и расстались брат с братом еще не врагами, но уже не друзьями…

Ведь оба оказались втянутыми в интригу возведения на престол Юрия Дмитровского, решившего в своих честолюбивых планах опереться на род Шуйских. Правда, дальше разговоров дело не пошло. Но Андрей Шуйский, напуганный резким отпором брата Бориса и отповедью по поводу первой гнусной измены после смерти государя Василия, своей неосторожностью, которой могли воспользоваться и дьяк Третьяк Тишков с Юрием Дмитровским, да и брат Борис Горбатый, чтобы заслужить расположение Елены Глинской и ее дяди, решил первым нанести упреждающий удар.

Андрей Шуйский решился прибегнуть к бесстыдной лжи и оговору собственного брата Бориса: он, минуя опекунский совет, предстал перед правительницей Еленой и объявил ей, что князь Юрий Дмитровский тайно подговаривает знатных князей и бояр отъехать к нему в Дмитров, чтобы оттуда бросить свои претензии на престол. Причем первым делом Юрий обратился к нему и его брату Борису Горбатого, готового сразу же отъехать к нему и принять участие в свержении юного государя Ивана и возведении на престол его дяди.

Опекунский совет отреагировал немедленно: князь Горбатый был срочно вызван в Москву. Тот, совершенно больной и разбитый прибыл в столицу и оправдался перед советом и лично перед Еленой Глинской. Рассказал, все, как есть – не хитрил, не лукавил ни капельки.

– Думали, что раз воевода Горбатый когда-то был против развода государя Василия с Соломонией, которую всегда искренне уважал, значит он всегда готов ополчиться против второй супруги и его сына… А как я могу государю-младенцу изменить, если ему крест целовал? Государь Василий мне все простил, и я ему свою опалу простил… Не было у нас раздора, великая княгиня, перед смертью Василия Ивановича – верен я ему был до конца и сыну ему буду верен до конца тоже, до последнего вздоха… А чую, что последний вздох скоро будет, поэтому и спешил в Москву, чтобы перед тобой матушка оправдаться…

– Ну, что ты, что ты, князь Борис Иванович… – смутилась Елена. – Я, все мы верим тебе… Не надо так говорить о своем скором последнем вздохе… Кто же нам поможет уладить казанские дела, да и на западных границах снова не спокойно…

– Можешь на меня рассчитывать всегда, пока стучит мое сердце и силы есть на коня сесть и меч на врага направить… Потому и оговор хотел отвести, как можно быстрее… Не хочу за оговор в измене краснеть перед детьми-воинами… Отцом-изменником не хвалятся в старинном русском княжеском роду…

– Прости нас князь… – в сердцах выговорила Елена. – Прости… Езжай к себе с Богом, и ни о чем не думай… Но тот, кто оговорил тебя, тот будет наказан…

– Да не наказания я прошу, матушка… Веры в твоих подданных…

– Я подумаю об этом… – смутилась Елена. – Только с верой в подданных надо разобраться еще… Речь пойдет не только о твоем брате Андрее, но и о Юрии Дмитровском…

– Как знаешь, великая княгиня… Тебе видней… На троне не бывает предателей – это истина… Вокруг трона их много водится – изменников, предателей, отравителей… И каждый из них считает, что без его деяний, а на самом деле злодеяний, блага для Отечества Русского убудет… Вспомни мои слова, если не свидимся, матушка…

Елена видела, что князь Борис не здоров, серьезно болен, к тому же искренность его слов не вызывает сомнения. Оправдался князь Борис, получил благодарность от правительницы Елены да от семибоярщины – опекунского совета при малом государе Иване – и уехал с чистой совестью восвояси. Перегорел, перенервничал в столице и слег. Всего через считанные месяцы умер честный князь.

Не сразу правительница Елена поняла тайный смысл слов князя Бориса Горбатого-Шуйского, долго, несколько лет искала к ним ключик, да так и не нашла. «Вокруг трона их много водится – изменников, предателей, отравителей… И каждый из них считает, что без его деяний-злодеяний блага для Отечества не будет…»

От времени начала правлении Елены Глинской и первого заключения в тюрьму князя Андрея Шуйского, оговорившего брата Бориса Горбатого, останутся только челобитная Андрея новгородскому архиепископу Макарию…

Весьма примечательно, что Андрей Шуйский вынужден был обратился к епископу Макарию, чтобы преподобный печалился о нем перед государем Иваном и его матерью Еленой. Но все это случилось тогда, когда в своем покровительстве тщеславному князю отказал митрополит Даниил…

Попытался заступиться за своего родственника Андрея Шуйского и молчун Василий Васильевич Шуйский-Немой. Он попытался склонить к прощению Андрея и Елену, и самого митрополита. Но митрополит сказал в ответ князю Василию, что он уже брал его Андрея «на свои руки» и даже грозил церковным отлучением за ослушание. Но преподанный урок ему в прок не пошел – он снова затеял интригу с отъездом к Юрию Дмитровскому, как в прошлый раз, к тому же подбивал на отъезд брата Бориса. «Потому и поделом ему… Другие члены опекунского совета – главные из которых Михаил Захарьин, Михаил Глинский – целиком и полностью на моей стороне в осуждении князя Андрея» – бросил в лицо Шуйскому-Немому красномордый митрополит, не удосужившийся покрыть свое лицо серой.

Митрополит дал понять, что князь Андрей попал в темницу справедливо, и он не собирается его оттуда вызволять ни при каких обстоятельствах, пользуясь поддержкой всего опекунского совета… «А я, что не член этого опекунского совета?» – рявкнул князь Василий и хлопнул дверью.

Закусил с тех пор Василий Шуйский на митрополита, который разговаривал с ним в неподобающем, оскорбительном тоне, как с заурядным просителем, а не одним их первых лиц в государстве… Зарекся упертый Немой проучить митрополита и в удобном случае свести его с духовного престола за пренебрежение к нижайшей просьбе за откровенное презрение… Закралось в сердце старого опытного воеводы Василия Шуйского-Немого, что странные игры ведет митрополит, сея раздор и несогласие в опекунском совете. А ведь прошло совсем немного времени, когда все члены этого совета клялись на кресте в единомыслии в государственных делах перед умирающим государем Василием.