Александр Бубенников - У истоков Третьего Рима

Со временем Михаил Глинский упросил Василия выделить в его распоряжение воинов для сбережения его родовых городов Турова и Мозыря; государь пошел ему навстречу, дал воеводу, князя Несвицкого с Галицкими, костромскими и татарскими ратниками. Глинский, удовлетворившись малым, рассчитывал наперед на новые награды и подарки за свою службу, заслуги перед государем. Он знал, что родовые земли в Литве все равно придется отдать королю, и был не прочь получить в качестве служилого князя новые волости. К тому же князь Михаил был уверен, что перемирие Василия и Сигизмунда будет предельно коротким, и заранее предлагал свои услуги по отторжению от Литвы Смоленска с прилегающими землями.

Глинский убедительно доказывал, что загодя, на случай вспышки новой войны между Москвой и Литвой, он в интересах Москвы готов послать своего наперсника, немца Шлейница, в Силезию, Чехию и Германию нанимать конных воинов и кнехтов, которые перебирались бы в Москву через Ливонию. И готовились к новым сражениям на стороне Москвы под личным предводительством самого государя. В случае же Смоленской компании Михаил Глинский готов был встать воеводой большого полка, требуя для себя поста наместника (Vicroy) завоеванной области, бывшей под Литвой свыше ста лет.

О том, что смоленская компания близится с каждым днем, говорило и то, что за войну между Литвой и Москвой одновременно ратовали перед своими новыми государями два изменника – Константин Острожский и Михаил Глинский. Во взятии Дорогобужа и сожжении Белой главными полками королевской рати предводительствовал Константин Острожский, грозивший довести эту рать аж до стен Москвы и пленить обидевшего его государя Василия Ивановича.

Велик был соблазн государя Василия столкнуть лбами – в битве за обращенный самими русскими в пепел Дорогобуж – «своего» литовского королевского изменника Михаила Глинского и «чужака» московского изменника Константина Острожского. Но осторожен и хитер был в византийских интригах Василий – весь в матушку, да и в батюшку тоже. А вдруг снова переметнется на сторону короля коварный Глинский? А вдруг он с Острожским снюхается? Вот потому и распорядился Василий идти на Дорогобуж первому московскому боярину, воеводе Василию Холмскому, из Можайска, а боярину Якову Захарьину из Вязьмы.

Государь Василий знал, что Холмский дойдет до Дорогобужа быстрее и посылал туда вяземское войско скорее для подстраховки. Он уже знал, что дни славного воеводы Холмского сочтены и не зависят никак от его последней победы. А поражения Холмского в Дорогобужской битве не должно было быть по определению…

Острожского в Дорогобуже уже не было, там начальствовал легкомысленный королевский воевода Станислав Кишка, набивший руку в легких стычках с московскими отрядами. Когда же Кишка увидел показавшееся из леса огромное, прекрасно вооруженное войско Василия Холмского, он, уклоняясь от боя, из Дорогобужа побежал в Смоленск от московского воеводы.

Холмский уверенно и успешно «воевал» Смоленскую землю в начале 1509 года, одержав блестящую победу над литовским войском Станислава Кишки. Легкомысленный Кишка едва спасся бегством, преследуемый по пятам решительным Холмским. Во время этого преследования Василий внезапно вызвал Холмского в Москву. Воевода знал, что ничего хорошего от призыва его в Москву не будет…

Однако отозванный из войска, заранее приготовившись к опале, Холмский при встрече с Василием добродушно улыбнулся:

– Государь, зря ты меня отозвал в решительный момент… Я бы на плечах удирающего из Дорогобужа пана Кишки в Смоленскую крепость ворвался…

Василий смерил тяжелым взглядом своего первого воеводу и боярина и охладил его пыл странными словами:

– Государь ничего не делает зря… Садись, Василий… Разговор есть перед твоей дальней дорогой…

– Что, новое государево поручение? – Ухмыльнулся в бороду Холмский.

– Считай, что так. Особливой государственной важности – язык за зубами держать в тиши и покое… И верить на слово своему государю…

Холмский глянул тревожно на Василия и произнес как можно спокойнее, хотя на сердце ему царапали кошки:

– Я всегда верил и верю своему государю… У тебя, государь не было повода усомниться в этом на деле…

Василий равнодушно и отстраненно улыбнулся с тайной презрительной улыбкой в сторону первого боярина и воеводы, время которого быть первым истекало. Василий подумал: «Какая разница, что ты веришь или не веришь мне… Мне уже не слишком важно, что веришь мне… Мне уже не интересно, что ты имеешь полное право не верить мне… И даже мне совершенно наплевать, будешь ли ты в скором времени верить мне или нет… В том-то и дело, что время твое вышло, Василий Холмский, и нового времени с твоей верой или безверием у тебя не будет… Уж больно ты мне надоел со своими просьбами об освобождении Дмитрия-внука… С молчаливыми просьбами в глазах, как сейчас… Нет просьб, нет укоров совести – и баста… Так лучше и мне, и тебе… И престолу лучше…»

Знал ли воевода Василий Холмский, что Дорогобужская победа последняя в его огромном послужном списке побед и что его дни на свободе после этой победы уже сочтены жестоким московским государем Василием?.. Смутные догадки с его неожиданным отзывом бередили его мозг – неужто арест, ссылка, уничтожение? Холмский почему-то верил, что появление в Москве Глинских, так или иначе связанных с иудейской партией, отравлением короля Александра и литовским восстанием и новым витком русско-литовской напряженности только усилит градус династического противостояния между дядей Василием и племянником Дмитрием, заточенным в темнице. Именно следы беглеца Михаила Глинских и иудейской партии в тайном умерщвлении Александра Казимировича и в сношениях короля Сигизмунда с ханом Менгли-Гиреем должны были обострить старый династический кризис в Москве, загнанный вовнутрь еще прежним государем Иваном Великим, скрытый для большинства и известный только посвященным.

Холмский не мог ошибиться на свой собственный счет добровольного защитника Дмитрия-внука. Догадывался, что государь во время выгодного Москве замирения с королем Сигизмундом постарается решить какие-то наболевшие внутренние проблемы как с ярыми защитниками своего династического соперника, так и с самим царевичем. Но как?..

Это могло случиться именно во время нового московско-литовского замирения, когда два непримиримых неприятеля выгнали друг друга из своих «законных» пределов, восстановили, наконец, свои старые границы, не получив ни победы, не огорчившись временным поражением. В том, что во время московско-литовской войны, из-за измены Михаила Глинского, где не было победителей и не оказалось проигравших, последнюю точку под Дорогобужем поставил воевода Василий Холмский, льстило сознанию первого московского боярина, главного заступника Дмитрия-внука. Но у него были самые мрачные взгляды на светлые перспективы Дмитрия-внука, да и собственные перспективы в связи с отзывом после победного взятия им Дорогобужа внушали серьезные опасения… И вот неожиданная встреча с глазу на глаз с государем, возможно, их последняя встреча…