Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Зачем? Вы ведь уже оплатили операцию!

– Это за возвращённого мне племянника! – тускло, без всякого пафоса, сказал Соломон и, желая переменить предмет разговора, поторопил: – Обедать когда позовёшь?

Они прошли в столовую и сели за стол, накрытый чистой расшитой узорами по краям скатертью. На нём, заставленном блюдами, оставалось мало свободного места, и, глядя на яства, Натан воскликнул:

– Я же про хлеб с молоком забыл! Тот, что тётя Стана в дорогу дала! Я сейчас к столу их поднесу!

Соломон улыбнулся с лёгким презрением, и тут же раскатился дробный смех врача.

– Зачем нам та заскорузлая коврига? – воскликнул хозяин. – Ты посмотри перед собой!

– В самом деле, не ставь нас в неловкую ситуацию! – заметил Соломон. – Пожитки гоев тут лишние. Отдай лучше всё это кучеру, ему они придутся в самый раз!

Юноша послушно встал и вышел, а мужчина поднялся с изукрашенного резьбой стула и подошёл к окну. Он увидел, как Натан вынес узелок с кувшином слуге, но, передав хлеб, спрятал за пазуху рушник, в который он был завёрнут. Соломон хмыкнул недовольно, но по возвращении племянника ничего не сказал, не желая показаться в его глазах чрезмерно требовательным и нудным. Не медля, Натан присоединился к старшим, и втроём они приступили к трапезе. Юноша не помнил, чтобы раньше доводилось вкушать ему такую пищу. Мясные кусочки таяли во рту, а от одного только запаха блюд, которых он и не видел прежде, можно было подавиться слюной! Он принялся за предложенные блюда, но довольно скоро насытился, не привычный к такому количеству пищи. Запив её соком, он теперь терпеливо ждал, когда дядя с хозяином поднимутся из-за столь щедрого стола.

Впрочем, явно спешивший Соломон не счёл нужным задерживаться у гостеприимного врача. Покушав, гости поблагодарили хозяина за угощение и поспешили к ожидавшему их экипажу. Изрядно потяжелев после сытного обеда, они взобрались внутрь, и кучер взялся за поводья. Колымага тронулась с места и затряслась, подпрыгивая на дорожных ухабинах и кочках, и уже по прошествии часа путники въехали на окраину Варны, противоположную той, где находился порт.

– Тут, совсем недалеко, один крупный чиновник живёт. Я с ним встречусь, побеседую недолго, потом и в гостиницу! – произнёс Соломон. – Разговаривать придётся с глазу на глаз, так что тебе, Натан, в экипаже подождать придётся.

Повозка въехала в какую-то узкую улочку, и кони замедлили шаг. Час был ещё не поздний, но прохожих вокруг изрядно поубавилось.

– Кварталы бедняков, – произнёс мужчина. – Все на заработках или попрошайничают, по домам расходятся поздним вечером, вот тогда здесь таким, как мы, путешествовать небезопасно! Впрочем, случается, что и днём…

Он не успел завершить фразу. Снаружи послышался истошный крик, повторенный хором лужёных глоток.

– Стой! Стой, приехали! – кричали где-то рядом, коротко всхрапнули лошади, и экипаж остановился.

Дверь распахнулась, и внутрь просунулась красная ухмыляющаяся морда.

– Вылезай! – гаркнул он. – Да поторапливайтесь, если жизнь дорога!

Соломон поднялся с места и бросил на ходу племяннику:

– Сиди здесь!

– Как же я тебя оставлю, дядя! – воскликнул племянник и устремился вслед.

Когда юноша ступил на землю, то его взору предстали пятеро. Они стояли напротив непривычно ссутулившегося Соломона, сжимая в руках дубины, ножи и топоры, и намерения их были столь очевидны, что всякие слова казались излишними. Тем не менее без общения не обошлось. Рослый детина со свисающими вдоль подбородка усами коротко хохотнул:

– Нюхом чую – жиды! Мои любимые владельцы пухлых кошелей!

– Достойные господа! – голосом, переполненным страхом, пролепетал Соломон. – Мы бедные путники с горстью медяков, возьмите их и отпустите, ради всего святого!

– Горсть медяков! – удивлённо повторил детина и огласил улочку заливистым смехом. – Нет, вы видали! У еврея в таком роскошном экипаже и всего горсть медяков! Выкладывай нам всё, что имеешь, живо!

Соломон стоял на своём, дрожащим голосом убеждая в своей бедности, тем временем выискивая вожака взглядом. Тот не замедлил объявить себя. Невысокий ростом, но довольно коренастый мужик в длиннющем кожухе уверенным жестом воткнул топор за пояс и голосом, полным превосходства, крикнул усачу:

– Долго ты ещё кривляться будешь, Сыч?! Рви кошель и раздевай донага, там сами разберёмся, богаты они или нищи!

При этих словах здоровяк приблизился вплотную к своей жертве и навис над ней, пахнув гнилью зубов:

– Чего вылупился, чучело, снимай всё, что на тебе!

Соломон вдруг резко подался вперёд, в его руке блеснула сталь, и детина, схватившись обеими руками за окровавленное горло, стал медленно оседать на землю. В следующее мгновение преобразившийся на глазах еврей подбросил в воздух нож и перехватил его над самой своей головой за красное от вражеской крови лезвие. Он шагнул вперёд и без замаха метнул смертоносную сталь в главаря. Нож с хрустом раздираемой плоти вошёл в грудь, сбив с ног увесистую тушу. Троица пока ещё живых разбойников воззрилась на два бившихся у их ног тела. Одно ещё дёргалось в предсмертных конвульсиях, а второе, с торчащей из груди рукоятью, неподвижно лежало без всяких признаков жизни. Когда они перевели полные ужаса взгляды на Соломона, то увидели, как тот вытаскивает откуда-то из-за поясницы второй нож. Тут уже охватившее их оцепенение мгновенно улетучилось, и остатки шайки со всех ног бросились прочь. Вслед им пронеслась запоздалая стрела, но она пролетела мимо, лишь придав прыти удирающим искателям удачи.

– Ты что, пентюх, с самого начала про арбалет вспомнить не мог!? – беззлобно упрекнул Соломон кучера.

– Где мне уж было, хозяин! – оправдываясь, сказал слуга. – Не до него, когда ножи у горла!

– У горла! – передразнил Соломон, улыбаясь. – И потом болт в пустоту пустил… Стрелок! И зачем я тебя держу?

– Наверное, за другие умения! – отозвался слуга, но хозяин уже не слушал его.

Он подтолкнул племянника к подножке повозки и сам взобрался следом.

– Пошёл! – крикнул он уже с места, и кучер огрел кнутом лошадей.

Ближе к вечеру юноша со своим дядей уже переступали порог просторной комнаты, сдаваемой в гостинице, что располагалась у самого берега протекающей через Варну речки. Следом за ними внесли вторую кровать, не менее просторную, чем та, что уже стояла у стены. Но не успел Натан как следует осмотреться, как в дверь снова постучали. Вошёл уже знакомый кучер-слуга и объявил:

– Продавец одежды пришёл, за которым вы ещё от лекаря посылали, и с ним слуги.

– Впускай! – сказал Соломон и обернулся к племяннику. – Сейчас тебе приличное одеяние подберём!

В комнату, подобострастно кланяясь, семенящими шагами вплыл разодетый в дорогой наряд толстяк. За ним, волоча сундук, спешили двое особенно отличающихся своей худобой на фоне хозяина молодых слуг. Они с облегчением опустили на пол громыхнувший груз и откинули крышку. Из глубины, одна за другой, стала извлекаться одежда, которую Натану доводилось видеть разве на богатых покупателях в базарный день. Они иногда проходили мимо рыбных рядов, направляясь к той части, в которой продавались меха, драгоценности и прочий товар, недоступный большинству жителей далеко не бедной Варны.