Джералдин Брукс - Год чудес

При упоминании о невинных перед глазами у меня мелькнуло личико Джейми. Что, если лондонец прав? Джейми было не оторвать от мистера Викарса. За день до начала болезни Джейми карабкался ему на спину и скакал у его ног.

В наступившей тишине раздался голос лондонского господина:

– Очень смело с вашей стороны, сэр, но должен сказать вам, те, кто хоть что-то смыслит в этом недуге, то есть врачи и хирурги-цирюльники [11] Хирурги принадлежали к тому же цеху, что и цирюльники, и многие совмещали обе профессии. В медицинской иерархии они стояли выше аптекарей, но ниже врачей. , поспешнее всех покинули город. Нынче никто не поставит вам банки против кашля и не пустит кровь при подагре, даже за соверен. Из чего можно заключить, что врачи уже дали свое предписание: лучшее лекарство против чумы – это немедля уезжать прочь. И лично я намерен свято ему следовать.

– Вы говорите «свято», однако, на мой взгляд, это неудачное слово, – заметил мистер Момпельон. – Если уж речь пошла о святом, не будем забывать, что во власти Господа как оберегать человека в беде, так и насылать беду на него, и тут уж никто из нас не спасется, как бы быстро мы ни бежали.

– Разумеется. Однако многие из тех, кто так считал, превратились в гниющие трупы, которые свозят на погребальных телегах к огромным ямам.

Мисс Бредфорд изобразила, что ей дурно, коснувшись лба ладонью, но глаза ее горели любопытством. Заметив, что она жаждет подробностей, молодой человек продолжил:

– Я слышал это от знакомого, чей слуга, тщетно пытавшийся разыскать родственника, видел все своими глазами. По словам этого малого, трупы сваливают в яму столь бесцеремонно, будто это дохлые собаки. Слой тел, горсть-другая земли, а сверху еще слой. Так они и лежат, что коржи в торте.

Он указал на торт, который я чуть раньше поставила на стол. Момпельоны вздрогнули, а молодой человек, довольный своей остротой, вновь обратился к священнику:

– А знаете ли вы, кто первый последовал за врачами? Ну как же, англиканские священники вроде вас самого. Именно поэтому во многих лондонских церквях службы ведут нонконформисты [12] Английские протестанты, не согласившиеся с порядком богослужения и обрядами, утвержденными государственной Церковью Англии. .

Майкл Момпельон уставился на свои руки, сложенные на коленях.

– Коли так, сэр, это очень прискорбно. Если то, что вы говорите, правда, мои братья по вере поступили малодушно. – Вздохнув, он взглянул на свою жену. – Быть может, они считают, что Господь сам теперь проповедует всему городу и нет нужды прибавлять свой голос к грому, исходящему из уст его.

Счастье, что той ночью было полнолуние, иначе я бы непременно свалилась в канаву по пути домой. Хотя ноги уже не держали меня, а колючие растения впивались в лодыжки и цеплялись за юбку, я шла без передыху, почти бежала. Когда я зашла в дом, дочка Мартинов, дремавшая у огня, тяжело поднялась на ноги. Не в силах вымолвить ни слова, я скинула плащ и поспешила наверх. В квадрате серебристого света лежали два маленьких тела. Оба малыша дышали ровно. Джейми обнимал брата одной рукой. Я в страхе протянула к нему ладонь. Мои пальцы коснулись нежной кожи. Слава Богу, лоб был прохладен.

– Спасибо, – пробормотала я. – Господи, спасибо.

Шли недели, наступила осень – не припомню, чтобы в сентябре хоть раз была такая чудесная погода. Кому-то наш холмистый край покажется унылым, и я могу это понять: земля вся изрыта горняками, среди пустошей, словно виселицы, стоят деревянные вороты, а бледно-розовые заросли вереска рассекают кротовины отвалов. Наша природа не ослепляет. У нас один яркий цвет – зеленый, зато во множестве оттенков: изумрудный бархат мхов, темная блестящая путаница плющей, а по весне сияющая зелень молодой травы. В остальном местность эта соткана из серых лоскутков. Белесо-серая нагота известняка, более теплые, охристо-серые отложения песчаника, из которого выстроены наши дома. Серый купол неба и белогрудые облака, наползающие на взгорья, – кажется, если привстать на цыпочки, можно зарыться руками в их мягкость.

Но те первые недели осени, вопреки обыкновению, были залиты солнечным светом. Дни стояли ясные, воздух был сухой и теплый, ни намека на заморозки. Джейми с Томом не хворали, и я так этому радовалась, что каждый день был как праздник. Джейми, правда, приуныл, тоскуя по своему сердечному другу мистеру Викарсу. Сказать по правде, даже гибель родного отца он перенес легче, ведь обыкновенно, когда Сэм возвращался с выработки, Джейми уже спал, и они проводили вместе не так уж много времени. Что до мистера Викарса, за те короткие месяцы, что он прожил под нашей крышей, он стал незаменим. Его смерть оставила в нашей жизни прореху, которую я старалась заполнить, превращая каждодневные хлопоты в игру, чтобы Джейми не так остро ощущал утрату.

После дневных трудов я ходила на пастбище – убедиться, что ни одна овца не угодила копытом в нору и не запуталась в колючем кустарнике, а ягнята не отстали от маток. Я брала с собой Джейми, и по пути мы останавливались то у груды камней, то у дерева с дуплом, чтобы они поведали нам свои истории. Грибы, карабкавшиеся по упавшей ветке, в нашей сказке становились ступенями, что ведут в жилище фейри, а шляпка от желудя – чашей, оставшейся после пира лесных мышей.

Поголовье у нас небольшое, всего двадцать одна овца. Я сразу взяла за правило пускать на мясо всякую самку, показавшую себя нерадивой матерью, и, если погода была добрая, окот всегда проходил легко. Минувшей весной стадо уже давало приплод, и чего я точно не ожидала увидеть, так это суягную матку. Она лежала на боку, в тени рябины с краснеющей наперекор жаркой погоде листвой. Вывалив язык, матка пыхтела и тужилась. Я уложила Тома на поросшую клевером лужайку и опустилась на колени возле овцы. Джейми стоял у меня за спиной, наблюдая, как я просовываю руку внутрь, чтобы все там немного растянуть. Я нащупала пуговку носа и твердь одного копытца, но хорошенько обхватить его никак не удавалось.

– Мам, дай я тебе помогу! – предложил Джейми.

Взглянув на его крошечные пальчики, я согласилась и усадила его перед собой. Разверстый проход был похож на большой блестящий цветок. Ручки Джейми с легкостью проскользнули в склизкое, влажное лоно. Нашарив шишковатые колени ягненка, вставшего задом, он вскрикнул. Я уперлась пятками в туловище овцы, и вместе мы стали тянуть, Джейми, напрягая все свои детские силенки, – за колени, а я – за копытца. Вдруг с чавкающим хлопком из овечьего нутра вылетел мокрый комок шерсти, и мы повалились на траву. Ягненок родился славный: мелкий, но крепенький – нежданный подарок. Овца была молодая, прежде не ягнившаяся, и я с удовлетворением отметила, что она тотчас принялась облизывать мордочку своего малыша. Вскоре ее старания были вознаграждены громким чихом. Мы засмеялись, глаза у Джейми были круглые от гордости и восторга.