Кристина Клайн - Изгнанницы

В далеком прошлом их страна простиралась за пролив, который теперь называется Бассовым, но однажды вода в море поднялась так высоко, что отрезала остров от континента. С тех самых пор палава жили на Лутрувите, как на их языке называлась Земля Ван-Димена, в благословенном уединении. Пищи обычно хватало; пресная вода имелась, дичь водилась в изобилии. Они строили куполообразные хижины из древесной коры, а ее широкие пласты скручивали, чтобы получить челноки. Мастерили длинные ожерелья, вроде тех, что делала мать Матинны, из ярко-зеленых ракушек размером с детские зубы, и в ритуальных целях наносили на волосы красную охру. У многих членов племени имелись выпуклые шрамы в форме солнца и луны на плечах, руках и туловище – на коже делали разрезы, в которые помещали измельченный в порошок древесный уголь. Легенды их народа, которые можно было как рассказывать, так и петь, передавались из поколения в поколение.

Презрительно сплюнув на землю, Палле пояснил, что в отличие от британцев палава не нуждаются в кирпичных постройках, тесных нарядах или мушкетах для того, чтобы чувствовать себя всем довольными. Они ничего не жаждали, ничего не крали. Племен в общей сложности насчитывалось двенадцать, они состояли из полудюжины родов, причем каждый из них говорил на своем языке, но ни в одном не встречалось слова, означающего «имущество». Земля просто-напросто была их неотъемлемой частью.

Или, поправился Палле, пожалуй, точнее сказать: это они были неотъемлемой частью земли.

Прошло две сотни лет с того времени, как к берегам палава впервые пристали белые люди – существа странного вида, с ужасно бледной кожей, похожие то ли на белых червей, то ли на призраков из старинных преданий. Они выглядели мягкими, точно устрицы, но их копья изрыгали огонь. Долгие годы единственными чужеземцами, кому хватало стойкости оставаться тут на зимовку, были китобои и охотники на тюленей; многие из них оказались настолько грубыми и свирепыми, что представлялись палава наполовину людьми, наполовину зверями. И тем не менее со временем между ними наладилась система обменов: палава приносили белым лангустов, тонкоклювых буревестников и шкуры кенгуру, а вместо этого получали сахар, чай, табак и ром – все эти мерзости, как Палле объяснил Матинне, запускали корни в их мозги и желудки, поскольку к ним быстро привыкаешь и они вызывают нездоровые желания.

С того дня, как захватчики впервые прибыли на остров, который назвали Землей Ван-Димена, они, словно приливная волна, не знали удержу. Присваивали себе все новые территории, оттесняя палава дальше и дальше в горы. Зеленые луга и поросшие кустарником равнины, угодья, где соплеменники Матинны охотились на кенгуру и валлаби, превратились в огороженные заборами пастбища для выпаса овец. Палава ненавидели этих глупых блеющих животных, которые вечно запруживали им дороги и тропы. Они отказывались есть их вонючее мясо и поджигали изгороди, мешавшие свободному передвижению. Опасаясь пастухов, которые, стоило им подойти поближе, стреляли без колебаний, палава давали захватчикам отпор как могли: действовали хитростью и нападали из засады.

За десять лет до рождения Матинны так называемая Черная война [13] Черная война – истребление британскими колонистами тасманийцев на Земле Ван-Димена в первой половине XIX века. едва не выкосила племена подчистую. Палава слишком поздно поняли, что белые люди начисто лишены морали. Они лгут, с улыбкой глядя вам в глаза, и не считают зазорным заманивать вас в ловушки. Местные жители, вооруженные камнями, копьями и вадди, безуспешно сражались с каторжниками и поселенцами, имевшими официальное дозволение британского правительства убивать или брать в плен любого встречного туземца. Эти люди рыскали по всему острову с кенгуровыми собаками, охотясь на аборигенов просто забавы ради. Однако палава продолжали от них ускользать, и тогда они стали действовать изворотливее. Прятали стальные капканы под листьями эвкалипта. Привязывали мужчин к деревьям и использовали их в качестве мишеней для стрельбы. Насиловали и угоняли в рабство женщин, заражая их болезнями, в результате которых те становились бесплодными. Выжигали на них клейма и раскраивали головы их детей о камни.

Когда бо́льшая часть палава была истреблена, немногочисленных выживших согнали вместе и переправили на Флиндерс. Здесь их принудили натянуть на себя жесткую английскую одежду с никому не нужными пуговицами и тесную обувь. Волосы, предварительно вычистив из них красную охру, остригли коротко, на британский манер. Туземцев заставляли сидеть в темной часовне, слушать проповеди, повествующие об аде, о котором они до той поры и преставления не имели, и моральные поучения, в которых они не нуждались, а также петь церковные гимны, обещавшие спасение души в обмен на страдания.

Палава сказали, что их пребывание на Флиндерсе будет временным, что скоро им предоставят их собственную землю – или, точнее, вернут часть той земли, что и так им принадлежала.

С тех прошло десять лет. Они все еще ждут, когда белые выполнят свое обещание.

Дождь лил стеной. Вода стекала по шее Матинны, находя прорехи в ее накидке, так что хлопковое платьице промокло насквозь. В горле першило: начиналась простуда. От усталости чесались глаза, в животе было пусто. Можно было бы поискать лебединые яйца, но тогда пришлось бы выйти на открытое место. Отправься девочка на пляж за моллюсками, ее бы легко заметили с хребта. Хотя сама Матинна тонкоклювых буревестников никогда не ловила, она видела, как это делает Палле: запускает руку в яму шириной с раковину крупной устрицы и, если воздух там оказывается холодным, быстро ее вынимает, поскольку в норе могли обосноваться змеи, но если воздух теплый, значит внутри, скорее всего, устроил гнездо буревестник. Тогда Палле засовывает руку поглубже, хватает птицу и, выдернув наружу, сворачивает ей шею.

Загвоздка заключалась в том, что костер Матинна развести не могла, а без огня тут никак не обойтись. Даже самые неприхотливые старейшины, те, что набрасывались на буревестников, едва лишь сгорит большая часть их липких перьев, и то не ели птиц сырыми.

Девочка долго смотрела на растущие вдалеке эвкалипты, чья кора своей гладкостью и серым оттенком напоминала животики валлаби, и ее глаза заволокло слезами. Матинна скучала по своему любимцу Валуке, кольцехвостому поссуму-альбиносу с розовыми ушками, которого она нашла совсем крошечным и вырастила. А еще по теплу рук Палле.

При мысли о дымящихся устрицах, только-только снятых с углей, рот ее наполнился слюной.

К тому времени, когда она вернулась обратно в поселение, дождь уже перестал. Вокруг слонялись кое-кто из соплеменников-палава и несколько миссионеров, но супругов Франклинов нигде видно не было. Сердце Матинны наполнилось надеждой. Она проскользнула в комнату для занятий, где у небольшой группы детей как раз шел урок. Школьный учитель поднял глаза от учебника. Казалось, он не заметил ни намокшего платья, ни перепачканной шкуры валлаби, ни испуганного взгляда девочки. Похоже, ее возвращение ничуть его не удивило.