Олег Иралин - Завет Чингисхана. Доблестным предкам посвящается

– Не стреляйте! – закричал он, надрывая горло – Выдайте нам своего старшего брата Тэмуджина! Другого нам ничего не надо!

Услышав его, Тэмуджин остановился. Теперь, после слов Таргутая, он передумал прятать своих родичей в чаще, вознамерившись отсидеться в ней сам. В самом деле, зачем рисковать всеми, когда пришли за ним одним! И он бросился в глубину леса, продираясь сквозь ветви деревьев к самой вершине сопки. Заметив, что Тэмуджин пустился в лес, тайджиуты бросились за ним в погоню, но он уже успел забраться в место, для них непроходимое.

– Чего встали, бездельники! – орал на них Таргутай, потрясая камчой – Ищите скрытую тропу! Если уж прошёл его конь, то пройдут и наши!

– Где уж нам рыскать, отыскивая то, что известно ему одному! – отвечал кто-то – Только изранимся колючками сами, да повредим лошадей. Окружим сопку и дождёмся, когда выйдет сам!

Тэмуджин просидел в лесном бору трое суток. На вторые закончился скудный запас пищи, взятой на охоту, и длительный голод стал давать знать о себе спазмами в желудке. Холодными ночами мальчик сидел, съёжившись, не в силах заснуть. Короткий кожух не спасал, и он от озноба стучал зубами под вой волков где-то неподалёку. Кресало осталось у матери, и разжечь костёр было нечем. Кое-как отсыпался днём, когда солнце, не в силах пробиться сквозь густые ветви и молодую листву, всё же согревало воздух. К исходу третьих суток Тэмуджин решил рискнуть. Он взял коня под уздцы и пошёл к выходу из чащи. Но вдруг неожиданное обстоятельство заставило его задержаться – сползло седло. Он стал осматривать и увидел: седло сползло при туго подтянутой подпруге и нагруднике. И тогда мальчик задумался: «Подпруга ещё туда-сюда, но как могла сползти также и подгрудная шлея? Не иначе, что само Небо меня удерживает!» С этой мыслью Тэмуджин повернул назад. Прошло ещё трое суток. От голода пришлось жевать кору молодых деревьев, коренья и влажные от утренней росы листья. Он так и не смог привыкнуть к ночному холоду. Всю ночь мальчик проводил на коне, сколько-нибудь согреваясь его теплом, и ждал спасительного рассвета. Но и он не приносил избавления от мук. Непрестанно бил озноб, и в глазах всё плыло. В полудрёме проходила первая половина дня, вторая – в поисках съедобной пищи. К концу шестых суток им овладело странное состояние – совсем не хотелось двигаться, искать воду и пищу, не хотелось уже и есть. «Как там сейчас моя мать? – подумал мальчик – Наверное, переживает, не находит себе места от горя! А мои братья и малышка сестра? Быть может, тайджиуты, не поймав меня, сорвали злость на них? Как знать, не томятся ли все они в неволе, проданные чужакам, а то и вовсе лежат в степи бездыханными!» От нахлынувших мыслей всколыхнулось сердце, и Тэмуджин вскочил на ноги. «Надо идти к ним! – решил он – Хватит уже ждать! Быть может, давно уж простыл след врагов, а я, словно испуганный зайчишка, отсиживаюсь, терзая себя и семью!» Мальчик шагнул к коню, и в глазах потемнело. Всё вокруг закружилось, и слабость овладела его телом. Бросило в жар, но вскоре на смену ему пришёл озноб. Усилием воли Тэмуджин снова поднялся на ноги и сделал шаг, за ним другой. Он долго седлал коня, затем, передохнув немного, взнуздал и повёл в поводу. В полубреду мальчик сбился с пути, хотя в такой чаще не трудно было ошибиться и взрослому, вполне здоровому человеку. Но выбранная им тропа всё же привела к краю леса, да у самого выхода из него попался ему на пути огромный валун-камень белого цвета, величиной с походную юрту. Камень этот вплотную закрывал проход, и невозможно было обойти его. «Не ясно ли, – подумал Тэмуджин – что само Небо меня удерживает!» Им снова овладели сомнения. «А вдруг, – подумал он – не ушли ещё тайджиуты? Не глупо ли, пренебрегая знаками Неба, спешить к ним в западню!» И Тэмуджин повернул коня.

Ещё три дня и три ночи выжидал мальчик, томимый жаждой, голодом и холодом. На второй день свалила его жестокая лихорадка. Он провалялся на сырой земле беспомощным сутки, и открыл глаза, когда совсем рядом раздался волчий вой. «Ужели доведу себя до бесславной смерти? – подумал он – Выйду теперь!» Тэмуджин медленно поднялся на ноги и выпрямился. Ещё кружилась голова, но болезнь отступала. Волоча ноги, мальчик добрался до коня и поднял отяжелевшее седло. Взнуздывая и седлая старого мерина, он только сейчас заметил, как сильно сдал его единственный друг, разделявший с ним тяготы в вынужденном заточении. Конь исхудал так, что остались лишь кости, обтянутые кожей. Вся трава и листва в доступных местах уже была съедена, и тут и там виднелись обглоданные стволы деревьев и ветки. Собравшись наконец в путь, мальчик повёл коня к выходу из леса, но снова свернул на тропу с валуном в конце её. Пришлось срезать ветви ножом. Шаг за шагом продвигался он со своим мерином, пока наконец не удалось обойти им препятствие. И вот, когда уже вывел Тэмуджин своего спотыкающегося коня на заполненную светом прогалину, когда в радости и надежде забилось сердце, вдруг наскочили враги.

– Смотри-ка, выжил, волчонок! – прокричал кто-то в запале – А мы уж решили было, что подох ты в лесу, и зря сидим здесь, вдали от тёплых юрт и ласковых жён!

– Столько времени убито из-за тебя! – злобно выкрикнул второй, и мальчик почувствовал, как плечо ожгло от удара камчи.

– Не трогай его! – раздался властный окрик третьего, видимо старшего – Пусть сам Кирилтух решает его судьбу!

И Тэмуджина, словно пойманного зверя, связали по рукам и ногам, перебросили через седло и повезли в степь. Они спустились с сопки и какое-то время уже проскакали, когда пленник услышал злобный голос того, кто сейчас удерживал его на своём коне:

– Уже выбежала волчица со своим выводком!

Тэмуджин с усилием поднял голову и напряг глаза, стараясь увидеть родных, но тут же ладонь всадника опустилась на его затылок.

– Лежи спокойно, заморыш! – услышал он тот же голос – Достаточно уже ты доставил хлопот!

В кочевье Таргутая нукеры въехали только к вечеру. Завидев их, навстречу высыпал народ, а чуть позже, важно ступая, подошёл и сам нойон. Приземистый и тучный, в расшитом серебром дээле, он видом своим сразу бросался в глаза. Скопище людей как нельзя лучше подходило замыслу Таргутай-Кирилтуха. Остановившись перед сброшенным к его ногам мальчиком, нойон долго взирал на него с подчёркнутым высокомерием. Выждав, он наконец потеплел лицом, но не глазами.

– Развяжите! – бросил он нукерам – Зачем путы жеребёнку, едва стоящему на ногах? Такого облезлого доходяги никогда не приходилось мне видеть прежде. Верно, кормила вас Оэлун из одного корыта со своей собакой!

Послышался хохот немногих, хотя и громкий, но при молчании явного большинства. Тогда один из слуг Таргутая, желая угодить своему нойону, с остервенением пнул поднявшегося на ноги пленника, причём так, что сбил его снова на землю.