Евгений Петропавловский - Чингис-хан, божий пёс

– Разве вы не обшарили здесь каждую ложбину и каждый куст – всё, что поднимается над землёй хотя бы на ладонь вокруг нашего куреня?

Сказав это, Таргутай Кирилтух внезапно осёкся. И обвёл взглядом растерянно переминавшихся перед ним тайджиутов:

– Вокруг куреня – да. А в курене-то мы и не искали. Как же я об этом сразу не подумал? И вы, ослиные головы, почему не искали в курене? В стаде потерял – в стаде и ищи, так ещё мой дед говорил… Ну, если какой-нибудь доброхот прячет мальчишку в своей юрте – несдобровать этому предателю!

По его приказу нукеры принялись обыскивать становище, перетряхивая юрту за юртой. Обшарили они и жилище Сорган-Ширы. Когда один из них начал было вытягивать пучки шерсти из повозки, в которой укрывался Тэмуджин, старик велел жене вынести для гостей кувшин с айрагом, а сам, посмеиваясь, сказал:

– Хотел бы я посмотреть, сколько ты сам-то выдержишь, лёжа под ворохом шерсти в такую жару.

Нукеры рассмеялись следом за ним и принялись балагурить:

– Если б Тэмуджин ещё и был нарезан кусками, то сейчас мы вынули бы из повозки уже готовый борц 23 23 Борц – сушёное мясо. Мясо режут на полосы шириной 2—3 см, вешают на верёвку и сушат несколько дней. Летний борц сушится на солнце, он темнее, жёстче, ценится меньше зимнего, который сохнет на ветру. Борц делается из любого мяса, даже птичьего. !

– Нет, борц любит жаркое солнце, а под такой кучей шерсти – пфуй! – вместо того чтобы высохнуть, сопрел бы наш колодник и превратился в тухлятину. Мы б его тогда легко нашли по запаху!

– Ха-ха-ха! И верно, под шерстью он быстро протух бы! Вонь стояла бы на всю округу! Ну-ка, принюхайтесь: не несёт ли из повозки тухлым волчонком?

– Да вроде не воняет.

– Значит, нет его здесь.

– Ну конечно. В повозке этот голодранец мог спрятаться только если б ему жизнь была не дорога.

– Да он уже далеко отсюда. Таргутай Кирилтух думал приручить его как пойманного зверёныша, а он избавился от канги и был таков. Видать, ловкий парень – из тех, кто на скаку отъест ногу у ещё не родившегося кулана, ха-ха-ха!

– В сказанном тобой много правды. Только сейчас этого ловкого парня где-то в степи, верно, уже расклёвывают стервятники, ха-ха-ха!

– И чего Таргутай беспокоится? Орал на нас так, что целой стае шакалов перекричать не под силу. Не всё ли равно, здесь или в степи мальчишка найдёт свою погибель? Это ведь как с оброненным горшком: расколется ли, разобьётся ли – всё равно горшку конец, ха-ха-ха!

Так, перебрасываясь шутками, они напились айрага и, не став обыскивать повозку, удалились неспешными шагами.

Этот случай явился последней каплей, переполнившей чашу терпения Сорган-Ширы. Едва дождавшись ночи, он велел дочери привести Тэмуджина. И сказал, встревоженно сдвинув к переносице свои жидкие седые брови:

– Чуть не развеял ты мой очаг по ветру. Всё, довольно прятаться, подобно тарбагану, забившемуся в зимнюю нору. Я дам тебе яловую кобылу, запас еды и питья – и отправляйся к своим родным. Убирайся подобру-поздорову, пока не случилось неладного со всем моим семейством!

***

Всей семьёй снаряжали беглеца в дорогу. Снабдили его луком и двумя стрелами, отрезали большой кусок мяса от сваренного накануне двухгодовалого барана, вручили также несколько полос сушёного мяса и бурдюк с водой. Затем Сорган-Шира велел Чилауну привести беломордую рыжую кобылу. Правда, седла мальчику он не дал:

– На седле моя метка, – объяснил старик. – Если попадёшься, по ней сразу поймут, кто тебе помогал. Не хочу, чтобы мне из-за этого завтра свернули шею.

– Я не попадусь, – заверил Тэмуджин.

– Э-э-э, кабы в жизни всё оборачивалось таким образом, как мы надеемся, мир стал бы совсем другим. Не говори, что попал в цель, мальчик, пока стрела ещё в полёте.

– Но, Сорган-Шира, если ты боишься, что меня поймают, то почему тогда отдаёшь свою кобылу? Её ведь тоже легко узнать по клейму.

– Так ведь беломордую ты мог взять и без моего ведома, – хитро сощурился старик. – Когда в юрте покойно и тепло, мы тут все о-о-очень крепко спим, вот ты и угнал кобылку, хе-хе-хе.

Тэмуджин подивился изворотливости Сорган-Ширы. Хотя если подумать, нечему тут особенно удивляться: за спиной у старика столько прожитых трав – на своём веку чего только не повидал он и чего только не испытал. Опыт многое даёт человеку.

– Если бы не ты, ни за что не ушёл бы я от Таргутая, – сказал мальчик дрогнувшим голосом. – Спасибо, что не выдал. Настанет время – стану ханом и обязательно отблагодарю тебя.

– Не о том сейчас тебе надо думать.

– А о чём же?

– О том, как добраться до своих родичей. Но степь большая, а ночь для беглеца – ох как коротка.

– Да, мой отец говорил: степь – хозяйка, человек в ней – гость. Это хорошо, что она большая: укроет гостя. А если всё-таки попадусь на глаза нукерам Таргутая – уж я им в руки живым не дамся. Но сначала постараюсь, чтобы обе стрелы не пропали даром.

– Постарайся всё же не попасться им на глаза. А мою беломордую рыжуху не слишком понукай, но и не останавливайся как можно дольше: эта кобылка хорошо держит умеренный темп… Хотел бы я надеяться на твоё везение.

– Хуже, чем сейчас, всё равно не будет. Лучше один день быть свободным человеком, чем всю жизнь оставаться дрожащей тенью в невольничьей колодке… Ничего, я ловкий – доберусь.

– Это видно, да. Главное, чтобы в тебе не пошатнулась вера в свои силы. Уходит от погони не тот, кто бежит, а тот, кому суждено. Да хранят тебя духи предков и Вечное Небо.

…Задолго до рассвета сборы были закончены. Тэмуджин вскочил на лошадь и тронулся в путь. Вскоре он благополучно миновал значительно поредевшие к тому времени дозоры и затерялся в тёмном океане трав.

***

Мальчик ехал по прокалённой солнцем степи четверо суток, с редкими остановками для кратковременного отдыха. Всё смешалось у него в сознании, множество тягостных воспоминаний и противоречивых чувств боролись друг с другом. Но долго копившиеся злоба и жажда мести никуда не делись, они лишь упрочивались день ото дня – и лишь немного потеснились на время, стушевавшись в тот миг, когда усталому беглецу наконец удалось отыскать свою семью… Не было предела радости его родных.

– А я-то гадала: жив ли мой сынок, не замучил ли его проклятый Таргутай, – плакала Оэлун, обнимая Тэмуджина, прижимая к груди его запылённое лицо. – Но Великий Тэнгри хранит тебя, не зря я приносила ему жертвы!

– Молодой хозяин, наверное, голодный, – сказала старуха Хоахчин. – Сейчас я разведу огонь и сварю шол 24 24 Шол – похлёбка, варится 10 – 15 минут из мелко накрошенного сушёного мяса с добавлением небольшого количества крупы, лука и соли. .

– Да-да, – подхватила Оэлун. – А ещё у нас есть корни сараны, ты потом запеки их на угольях. Готовь побольше, ничего не жалей, ведь у нас сегодня праздник. Будем пировать!