Евгений Петропавловский - Чингис-хан, божий пёс

Так говорил ван-хан, ибо его обуревали сомнения, и он никак не мог решить, к кому из двух соперников примкнуть… С юных лет отличавшийся чрезмерным честолюбием, Тогорил в борьбе за власть не остановился перед убийством трёх своих братьев, нескольких племянников и множества родичей и соплеменников. О прочих врагах и говорить не приходится, с ними кераитский хан сражался почти непрестанно. Благодаря своей изворотливости и одержанным победам он с возрастом лишь укрепился во мнении, что если кому и суждено верховодить в степи, то именно ему и никому другому. После всех испытаний, встреченных на жизненном пути, Тогорил добился немалых благ и прочного положения среди окрестных правителей. Однако его время миновало, ибо нет в мире ничего вечного. Беда ван-хана заключалась в том, что он этого не понял и продолжал чувствовать себя неуязвимым, когда пришла пора уже совсем иных людей и новых, недоступных ему, свершений.

…Вскоре Чингис-хан прознал о переговорах Тогорила и Джамухи.

– Давно подозревал я ван-хана в двуличии, да всё надеялся, что ошибаюсь, – сказал он братьям. – Видать, этот хитрец из тех людей, о которых говорят: встретит человека – говорит как человек, встретит чотгора – говорит как чотгор. И всё же трудно мне будет без его поддержки. Ладно, подожду: может, образумится старый выворотень.

Однако Тогорил так и не проявил желания воевать с татарами.

И Чингис-хан, дотянув до осени, решил: дальше медлить нельзя, это может погубить его. И самостоятельно выступил на тех, кого уязвлённая память Борджигинов не могла оставить в покое. Тревогу и сомнения он спрятал глубоко в сердце. А его нукеры верили в своего хана и в его удачу. Все были возбуждены и обменивались радостными репликами, предвкушая очередную победу в татарских землях. Женщины вышли далеко за пределы куреня и махали руками, провожая на опасное дело мужей, сыновей и братьев. Нукеры степенно раскачивались в сёдлах: в большинстве своём молодые и крепкие, закалённые суровой походной жизнью и уверенные в себе. Солнце бросало отблески на их металлические шлемы и золотило лица воинов.

Следом за вереницей всадников долго бежали мальчишки, весело гомоня и глотая пыль, поднятую множеством копыт.

А по осеннему небу над всем этим шумным скопищем скользили стаи озябших гусей: птицы летели в тёплые края, завершая годовой природный круговорот, и им не было дела до человечьей суеты.

***

На сей раз застигнуть врага врасплох не удалось. Собрав большие силы, татары встретили Чингис-хана в урочище Далан-нэмургес. Перед битвой он объявил:

– Если мы потесним неприятеля, не задерживайтесь подле добычи. Ведь после окончательной победы она от нас не уйдёт – сумеем поделиться! В случае же отступления все обязаны немедленно вернуться в строй и занять свои прежние места – запомните это. Голову с плеч долой тому, кто не выполнит моего повеления!

А затем он взмахнул рукой. И дожидавшиеся этого сигнала дунгчи 53 53 Дунгчи – трубач. поднесли к губам трубы из морских раковин, призывая войско на битву. И с хриплым рёвом труб слился рокот боевых барабанов, стронув с места ощетинившуюся копьями лавину всадников. Степь задрожала от конского топота. И монгольские мергены 54 54 Мерген – меткий стрелок. , на скаку выхватывая из колчанов стрелы, принялись осыпать татар непрекращающимся смертоносным дождём, от которого нигде не укрыться. Тумен за туменом сшибались и перемешивались, кромсая и топча друг друга с яростными криками и лязгом стали.

И татарское войско дрогнуло, попятилось. Сначала медленно, не прекращая прилагать отчаянных усилий, чтобы остановить неприятеля. Но отступление продолжалось: татары пятились всё дальше, огрызались всё слабее – и наконец, утратив остатки боевого духа, они стали один за другим разворачивать коней и пускаться прочь с поля боя.

Монголы не отставали, мчались следом: кололи, рубили, посылали стрелы в спины татарских всадников. Грохочущая масса преследуемых и преследователей, словно буйная река в половодье, катилась вперёд, не зная остановки.

На землю набросил призрачный полог недолгий осенний вечер. Словно кровь зловещих духов смерти, расплескался по небу багровый закат. Но и в сгущавшихся сумерках, и потом – в сером лунном свете – продолжали мчаться тени, и взлетали торжествующие победные возгласы и крики боли, и топот копыт, и удары клинков, сшибавшихся с другими клинками и рассекавших живую плоть. Смерть подхватывала и уносила людей, подобно тому как ураган уносит былинки, и звуки битвы заполняли беспредельность ночи.

Следуя строгому приказу, никто из монголов не останавливался для грабежа. Лишь родичи Чингис-хана – Даритай-отчигин, Алтан и Хучар, настигнув татарский обоз, не удержались от искушения и закружились между скучившимися повозками, торопливо растаскивая самое ценное. Однако вскоре им пришлось поплатиться за свою жадность: узнав об ослушании, хан приказал отнять у них награбленное, опозорив знатных нойонов перед всем войском.

Лишь к исходу ночи завершилось побоище.

Наутро Чингис-хан собрал в своей походной юрте большой семейный совет.

– Никому уйти не удалось, – удовлетворённо сказал Хасар, усаживаясь на войлок рядом с братьями. – Кого не уложили замертво, тех взяли в полон.

– Теперь у нас будет много боголов, – добавил Бельгутей. – Да и без татарских кумай 55 55 Кумай – наложница. ни один наш воин не останется.

Чингис-хан обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом. Белки его глаз покраснели из-за многодневного недосыпания, а веки припухли от пыли, набившейся в них за время битвы.

– Татары – кровные враги Борджигинов, – медленно проговорил он. – Или вы забыли, кто отравил Есугея-багатура? Или вы не Борджигины, Хасар, Бельгутей?

– Но мы ведь отомстили за отца, – неуверенно подал голос Тэмуге. – Сегодня куда сильнее отомстили, чем в прошлый раз. Сровняли с землёй татарские курени, забрали себе их женщин и детей! Мужчины татарские станут нашими боголами – чего ещё ты хочешь?

– Я хочу… чтобы их души отправились туда, где сейчас живёт душа нашего отца. Пусть он с них спрашивает за все их подлые поступки.

– Но ведь пленных так много! – воскликнул Бельгутей. – И ты хочешь их всех убить? Это совсем не в наших обычаях, брат.

– Мои нукеры не должны довольствоваться ветхими обычаями, им пора научиться жить по-новому, – твёрдо сказал Чингис-хан, поднимаясь на ноги.

Он вынул из ножен короткий меч, повелительно устремил его остриё в толпу пленников и, возвысив голос, проговорил решительно:

– Заставьте их захлебнуться в собственной крови. Хотя нет: дети, которые ростом не достигли тележной оси, пускай живут. Их мы обратим в рабов и раздадим по разным местам. Остальных же повелеваю предать смерти.