Альберто Васкес-Фигероа - Гароэ. Остров новых надежд

– Но ведь это идет вразрез с желанием Создателя, который наказал: «Плодитесь и размножайтесь».

– Ну, а я считаю, что не мешало бы уточнить, до какой степени следует размножаться, потому что довольно часто из-за чрезмерного увеличения числа обитателей появляется потребность завоевывать новые территории, а значит, начинать войны. К счастью, здесь ни один из островов не был поставлен в необходимость подчинять себе соседний, и, поскольку им было нечем торговать, так как все производили практически одно и то же, было глупо рисковать превратиться в корм для рыб. Если они были счастливы у себя дома, значит, ничего не потеряли за его пределами.

Вопрос, который вслед за этим задал прелат, таил в себе подтекст, не оставшийся незамеченным его сотрапезником:

– По-твоему, они были счастливы?

– Полагаю, что по-своему они были счастливы – до того дня, когда мы предложили им ожерелья, ткани, зеркала и множество предметов, которые им были не нужны, но постепенно превратились в такие, без которых не обойтись, что породило зависть, высокомерие и жадность. А это, в свою очередь, привело к раздорам, воровству и даже смерти, и все пошло к чертовой матери.

– Полегче, мой генерал!

– Молчи, женщина, не надоедай, ведь я рассказываю о том, о чем тебе известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь ты все это испытала на собственной шкуре!

– Это точно.

– Уж не хочешь ли ты этим сказать, что мы плохо сделали, когда приобщили их к цивилизации и истинной вере? – поинтересовался монсеньор Касорла.

– Конечно! Или, быть может, ты считаешь, что лучше быть проданным на невольничьем рынке, чем жить без ожерелий или зеркал?

– А слово Божье?

– Да ладно тебе, Алехандро! – бросил генерал в лицо другу. – Ты знаешь так же хорошо, как и я, что слово Божье лучше воспринимается в далеких джунглях, когда тебе нечем прикрыть наготу, нежели в шитой золотом рясе перед главным алтарем Бургоса. Дело не в слухе, дело в сердце.

– Возможно… – нехотя признал тот, к кому он обращался. – Но я не думаю, что это подходящий момент, чтобы вступать в дискуссию такого рода; пора узнать, что же случилось, когда вы добрались до берега.

В их глазах читалось восхищение, уважение, а может, даже сострадание, поскольку трое оборванцев, выбравшихся из полуразвалившейся шлюпки, являли собой действительно жалкое зрелище и не имели ничего общего с надменными вояками в блестящих доспехах, которые четыре дня назад сошли на берег не так далеко отсюда.

Один хромой, другой однорукий и третий, мучимый геморроем, все в ссадинах и царапинах и в одних только грязных и изодранных штанах, поскольку остальной одеждой были заткнуты протечки в дне шлюпки, совсем не походили на конквистадоров. Ребятня, обступившая пришельцев со всех сторон, с успехом могла загнать их обратно в море, швыряя в них кокосами.

Пока островитяне вытаскивали шлюпку, женщины поспешили на помощь раненым. Впрочем, стоило той, которую лейтенант успел мысленно окрестить Гарсой, приблизиться к человеку, давшему ей это имя, как все расступились, словно почувствовали, что эти двое были отдельным миром, в котором больше никому не находилось места.

Не только любящие узнают друг друга по одному лишь взгляду, порой и от посторонних это не скрыть. А в данном случае это настолько бросалось в глаза, что никто из присутствующих не отважился встать между ними.

Вот так Гонсало Баэса попал в заботливые руки той, которой предстояло стать его госпожой и рабой до конца дней, отмеренных каждому из них.

Бывает, случается нечто необъяснимое, а никакие объяснения и не нужны.

Случилось – и все тут.

В истории бывало и так, что великие империи терпели крушение по причине неодолимого влечения, которое испытывал мужчина к женщине. И точно так же из-за неодолимого влечения женщины к мужчине завоевывались целые королевства.

Но когда это чувство оказывалось взаимным, крах империй или завоевание королевств мало что значили, потому что влюбленных волновала их собственная вселенная.

Во всякую минуту своего пребывания на земле Гонсало Баэса отдал бы все, что у него было, ради того чтобы вернуть волшебный миг, когда девушка впервые склонилась над ним, протянула руку и слегка коснулась его щеки.

Волна наслаждения пробежала по его телу, от распухшей лодыжки до корней волос; это было пока лишь смутное предвестие великого множества чудных мгновений, ожидавших его впереди.

Как он сам скажет много лет спустя: «Тот, кто с ней незнаком, упорно отрицает ее существование, однако человек, ощутивший на себе силу ее дыхания, признает, что это бесспорно единственное по-настоящему непобедимое чудовище».

Страсть и любовь могут считаться разными чувствами, однако в особых и очень редких случаях они переплетаются настолько тесно, что не существует человеческой силы, способной отделить их друг от друга и даже разграничить.

Именно это и произошло в то утро на покрытом вулканическим песком берегу самого дальнего из известных островов.

Нагнувшись над зеркальной гладью с длинным копьем в руке, девушка внимательно следила за рыбами, собравшимися вокруг приманки, которую она кинула в воду, и, ловко проткнув ту, что была всех крупнее, выпрямилась, намереваясь швырнуть ее в лужу, в которой еще били хвостами уже выловленные. В этот момент она подняла голову, увидела Гонсало Баэсу – и в мгновение ока из девочки превратилась в женщину.

Пришелец проник в нее с такой нежностью, с какой впоследствии проникнет бессчетное множество раз, и она возблагодарила богиню Монейбу, почитаемую женщинами и соизволившую выбрать ее в вечные спутницы человеку, который, при всем своем плачевном состоянии, показался ей просто фантастическим существом, о каком она в отрочестве не смела и мечтать.

Ей было неважно, что он хромает, что ладони сбиты в кровь, а лицо, грудь и спина покраснели от яростного солнца, которое безжалостно его отхлестало. Ничего из этого не имело значения, потому что она знала, что под столь жалкой оболочкой скрывается отец ее детей.

Дело в том, что бабушка не раз объясняла ей, что дети, спящие в самой глубине утробы женщины, приходят в волнение и покусывают ее внутренности, когда предчувствуют приближение человека, который пробудит их к жизни.

Когда она впервые наклонилась над Гонсало Баэсой и погладила его по щеке, дети, которые могли бы родиться, запрыгали от радости у нее внутри.

В этот момент ее мать, которая внимательно за ней наблюдала, поняла, что потеряла дочь и обрела подругу.

Ее первым порывом было взять дочь за руку, отвести к кромке воды и растолковать, какому риску она подвергнется, отдавшись чужаку. Впрочем, она, похоже, почти тут же поняла, что все ее увещевания окажутся бесполезными, так как перед ней была уже не девушка, которой она могла что-то советовать, а женщина, которая только что избрала тернистый путь.