Константин Симонов - Товарищи по оружию

– Полуторка готова, товарищ майор, – входя в юрту, сказал оперативный дежурный.

– Давай езжай, не трать время, – обратился Полынина к Артемьеву и кивнул на дежурного: – Я ему поручу, чтоб дозвонился и сообщил, что ты уже выехал.

– Надо и до госпиталя дозвониться, – попросил Артемьев.

– А в госпиталь звонить – лишнее. У меня там летчик раненый лежит, я сию минуту сам туда еду.

– Ночью?

– А когда же? Утром мне летать надо! Самому Апухтину все скажу.

– Действительно скажешь? Не забудешь?

– Что значит «забудешь», если раненый человек в степи лежит? Я два часа назад, наверное, как раз их и видел. Люди и лошадей десятка два. В районе солончаков. Могут быть они?

– Вполне могут.

– Ну вот, – сказал Полынин так, словно он с этой минуты лично знаком с Даниловым и Артемьев может окончательно не тревожиться за судьбу пограничника. – Все сделаю, будь покоен. Иди грузи на машину свое добро!

Командующий сидел в своем новом блиндаже и с удовольствием в одиночестве пил крепкий чай.

Блиндаж достроили только позавчера, когда на Ремизовской сопке отгремели последние выстрелы. Он был срублен саперами на диво чисто, даже нарядно. Часть блиндажа была отделена занавеской, сшитой из плащ-палатки. За ней стояла койка. Пол был хорошо выструган и вымыт. На стене на новеньких никелированных крючках висели шинель и гимнастерка командующего, его ремень, бинокль, планшетка, полевая сумка и две фуражки – старая и новая.

Командующий был в прекрасном настроении с позавчерашнего дня, когда они с членом Военного совета доложили Москве тоги операции. Японцы потерпели крупное поражение. Именно этими словами оцепил происшедшее Ворошилов, разговаривая с командующим по телефону.

– Буду докладывать товарищу Сталину, что задача, поставленная им перед вашей армейской группой, полностью выполнена.

А уже ночью был получен Указ правительства о награждении героев Халхин-Гола. Список в тридцать человек, которых; в ходе боев командующий представил к званию Героя Советского Союза, был пополнен в Москве еще одним человеком – им самим.

Несмотря на это радостное известие, командующий, вопреки ожиданиям окружающих, не дал вчера никакой поблажки ни себе, ни им. Он полдня работал с начальником штаба, потом занимался вопросами тыла, настаивал, чтобы интендантство немедля прислало из Читы десять тысяч комплектов обмундирования первого срока, потому что люди на передовой обносились; потом вызывал авиаторов и артиллеристов, а весь вечер подписывал наградные листы.

Зато ночью, впервые за долгое время, он не торопясь попарился в бане и, хотя после этого не проспал и четырех часов, чувствовал себя сегодня помолодевшим и бодрым. Он сидел в заправленной в бриджи нательной рыжей байковой рубашке, расстегнутой на широкой, сильной шее, пил чай и наслаждался окружающей чистотой, запахом свежеобтесанных бревен, отсутствием пыли, песка, комаров, ветра и даже солнца.

Сегодняшний день был спланирован так, чтобы соединить необходимое с приятным; командующий решил с утра не спеша объехать части, расположенные вдоль границы, и думал об этой поездке с удовольствием – войска были в праздничном настроении, а синоптики сулили хорошую погоду. Оставалось лишь допить чай и ровно в семь принять перед отъездом начальника разведотдела.

– Разрешите войти, – сказал Шмелев, притворяя дверь.

– Входите. Садитесь, – командующий взглянул на часы, на них было без пяти семь. – Что-то у вас в разведке часы вперед забегают.

– Такая уж наша служба, – сказал Шмелев.

Командующий насмешливо кашлянул, снял с никелированного крючка гимнастерку и ремень и пошел за занавеску – одеться.

– Чаю хотите? – спросил он, вернувшись.

– Спасибо, товарищ командующий. Пил.

– Тогда докладывайте.

Шмелев, который ночью по телефону только в двух словах сообщил, что взят пленный, подробно рассказал обстоятельства уничтожения диверсионной группы.

Командующий нажал кнопку звонка. Вошел адъютант.

– Соедини меня с Апухтиным, – сказал командующий адъютанту и, жестом задержав его, обратился к Шмелеву: – Данилов в каком госпитале? У Апухтина?

– Очевидно, – запнувшись, ответил Шмелев. – Я не выяснил.

– А куда ранен, знаете?

– Ранение тяжелое, – неуверенно отозвался Шмелев, в спешке перед началом допроса пропустивший мимо ушей лишние, как ему тогда показалось, подробности, рассказанные Артемьевым.

Командующий повернулся к адъютанту и, повторив, чтобы тот соединил его с Апухтиным, приказал вызвать Артемьева.

– Может, хоть от него толком узнаю о Данилове, – сказал командующий Шмелеву, когда адъютант вышел. Шмелев виновато промолчал.

– А теперь главное – что показывает пленный? Шмелев изложил ход допроса.

– Пленный просил гарантировать ему жизнь и неоглашению в печати его имени в связи с показаниями, которые он даст: оглашение будет грозить ему военным судом после репатриации.

– Надеется на репатриацию? – спросил командующий

– Да.

– Ну и прав. В конце концов, наверное, обменяемся. Дали ему гарантию?

– Дал.

– Как он после этого?

Протокол допроса, захваченный с собой Шмелевым, представлял собой целую пачку мелко исписанных листов.

Командующий выслушал запись ответов на основные вопросы. В числе других сведений пленный сообщал, что штабом Квантунской армии отдано приказание в ближайшие недели подтянуть в район Халхин-Гола восемь дивизий.

– По-моему, врет, – сказал командующий. – Набивает себе цену. Чем это вы его так запугали?

– Сам перепугался. Какого-нибудь командира пехотной роты днями допрашиваешь – слова не добьешься, а этот, казалось бы, три года служил в контрразведке, а разговорился, как баба на базаре.

– Вот именно, что служил в контрразведке, – кивнул командующий. – Какой-нибудь садист, наверное. Загонял другим булавки под ногти, а теперь воображение играет: как бы на нем самом не попробовали. Что, не так разве?

– Так точно, – поспешил согласиться Шмелев.

– Может, и не так уж точно, – подтрунивая над поспешностью Шмелева, сказал командующий, – но примерно так… А как ваше собственное мнение насчет этих восьми дивизий?

– Товарищ командующий, капитан Артемьев по вашему приказанию явился, – доложил Артемьев, входя и останавливаясь на пороге.

– Здравствуйте. Заходите, – сказал командующий, глядя на его заспанное лицо. – Выспались?

– Выспался, товарищ командующий!

Командующий ухмыльнулся этой явной лжи и несколько секунд молча смотрел на капитана. Капитан, судя по его лицу, не был испуган внезапным вызовом. Это поправилось командующему: он уважал людей, не боявшихся его.

– Что же, – обратился он к Артемьеву, хмуря брови, – значит, как доложил мне полковник Шмелев, задание выполнили не полностью?