Юрий Широков - Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

Уложив Петра в кровать, Авель заставил его закрыть глаза, прошептал про себя заклинание и провел ладонью по лицу больного, после чего тот уже через мгновение крепко спал. Монах продолжил читать молитвы, сидя у изголовья больного, еще в течение получаса, после чего, приглушив свет фонаря и вынув из ножен лежащий на столе кинжал, начал его внимательно рассматривать. Улыбнулся, убедившись, что это именно тот предмет, поисками которого он занимался уже не первый год, опустился на колени и прочел благодарственную молитву.

Петр впервые за долгие месяцы скитаний спал как младенец. Сон, который был послан ему, был красивым, радостным и поэтому исцеляющим…

К нему снова вернулись сполохи так внезапно закончившегося северного сияния, которые чудесным образом трансформировались во сне в мост Бифрост – дрожащую на солнечном ветру арку, пересекающую сказочную огненную реку Ружу для соединения мира богов и людей.

Петр почему-то знал не только названия моста и реки, но и то, что дорога по мосту – односторонняя: по ней сходят боги к людям, но людям дорога к ним заказана.

Река Ружа горела ярким огнем, не допуская живых в царство усопших, а под аркой моста то там, то здесь вспыхивали и гасли яркие огни. Это валькирии, девы-воительницы в золотых шлемах и доспехах, с огненными копьями реяли на крылатых конях и выбирали на полях земных битв храбрых воинов, чтобы забрать их после их смерти в небесный дворец Вальхаллу. Из распахнутых окон этого небесного дворца призывно светились разноцветные отблески душ умерших людей.

Пролетающая мимо симпатичная черноволосая валькирия на ходу крикнула Петру:

– Ты храбрый воин и станешь моим, но не сейчас. Будь осторожен: окна дворца открываются только тогда, когда небожителям нужно призвать в свои ряды чью-то душу. Не откликайся на зов, иначе отправишься навсегда в белое безмолвие навстречу своей гибели!

И, сделав второй круг над Петром, прошептала:

– На твоем втором корабле – предатель, он ведет вас в руки врагов, спасай священные предметы – найди его и уничтожь! А сейчас уходи, скоро начнется танец умерших душ, тебе нельзя это видеть – сойдешь с ума или погибнешь! До встречи! – прозвучала в голове у Петра прощальная фраза валькирии.

– Спасибо, – громко ответил Петр и, очнувшись от звука собственного голоса, с удивлением увидел сидящего рядом с кроватью иеромонаха с кинжалом в руках.

– Я долго спал? – спросил Петр, поднимаясь с постели.

– Минут двадцать-тридцать, не более того, – улыбнулся монах. – Кстати, как вы себя чувствуете, Петр Михайлович?

– Благодарю вас, ваше преподобие, преотличнейшим образом. Такое ощущение, что я проспал часов эдак сто, поскольку ощущаю себя осьмнадцатилетним вьюношей 7 7 Вьюноша – юноша (устар.). , – пошутил Петр.

Но на самом деле так оно и было – Петр проснулся абсолютно здоровым человеком, полным сил, душевных и физических.

– Странный сон мне приснился сейчас, – обратился Петр к монаху. – Некая экзальтированная девица предупреждала меня об опасности. И, заметьте, не в какой-нибудь завуалированной форме, а достаточно конкретно, с указанием местонахождения злодея. Он, по словам девицы, находится на пароходе «Иртыш». И еще она призвала спасать ценности Священного синода.

– Знаете, что я вам скажу, уважаемый Петр Михайлович – сны, которые видятся во время явлений, подобных сегодняшнему, есть не что иное, как предупреждение сверху. – Монах перекрестился. – Со своей стороны настоятельно рекомендую прислушаться и принять предупредительные меры.

– Полностью соглашусь с вами, ваше преподобие, я сейчас же вызову полковника Жвакина, и мы вместе решим, что предпринять.

Вызванный ординарцем полковник Жвакин прибыл незамедлительно.

Петр, извинившись перед ним за столь неожиданный ночной вызов, вкратце обрисовал ситуацию.

Несмотря на необычность аргумента – какой-то там сон, да и только, – Жвакин тут же изложил заранее подготовленный план предупреждения возможного захвата особо ценных грузов – так ему велели называть ценности, контролируемые лично полковником Колобовым.

Оказалось, что, предвидя возможность захвата судов конвоя в русле Иртыша, таясь от всех, за караваном незаметно пробиралась «Ласточка» – небольшой быстроходный товаро-пассажирский пароход. О его существовании не поставили в известность никого, кроме него – полковника Жвакина.

Чтобы и далее не раскрывать тайну «Ласточки», совместно порешали сделать завтра вечером остановку и позволить всем членам экипажей, кроме охраны, в которую запланировали выделить только надежных и проверенных офицеров по утвержденному списку, выпить по рюмке водки, якобы по случаю дня ангела полковника Жвакина. В водку договорились добавить совсем немного сонного порошка, дабы усыпить экипаж «Иртыша» и исключить лишних свидетелей.

И ночью, когда все уснут, перегрузить весь особо ценный груз на «Ласточку», тут же отправив ее вперед на встречу с командой штабс-капитана Киселева, дожидавшегося конвоя в согласованной ранее точке – на месте слияния Оби и Иртыша.

Естественно, под командованием полковника Колобова и под присмотром иеромонаха.

Командование оставшимся конвоем и ответственность за все золото и ордена постановили передать полковнику Жвакину.

Ордена Директории решили перегрузить на «Пермяк».

На «Иртыше» – оставить только ящики с золотом, которые загрузили туда еще в Омске.

Остаток ночи посвятили выявлению возможного агента из числа военной команды «Иртыша» и формированию списка надежных людей, которых можно будет привлечь к погрузке «Ласточки».

Военная команда «Иртыша» состояла из двух офицеров, двадцати колчаковских добровольцев и десяти мобилизованных речников.

За одного из офицеров, штабс-капитана Развина, поручался Жвакин – знал этого офицера лично и даже его родителей. Кроме того, служил Развин всегда на глазах полковника.

А вот второй, прапорщик Константин Карасев, был неизвестен никому и появился в самый последний момент перед отплытием. Якобы по звонку из отдела контрразведки бригады генерал-майора Ивана Красильникова.

Ведомство, где предположительно служил Карасев, было по понятным причинам достаточно закрытым заведением, посему сведениями о прапорщике никто не располагал.

Единственное, что было известно, – что Карасев в ноябре 1917 года закончил с отличием вторую Омскую школу прапорщиков.

– Погодите, господа, я вспомнил, – разрешил ситуацию Жвакин. – На «Пермяке» служит мой приятель – поручик Забельский, он тремя годами раньше окончил ту же Омскую школу прапорщиков. Пусть он и попытается снять подозрения с Карасева или изобличит того во лжи.