Анатолий Демин - Истории каменного века. Художественно-литературная реконструкция рождения древнейших изобретений

Завершив неудачную рыбалку, Вышата причалил плот, и, прежде чем возвращаться в копейню Дрёма, братья решили посидеть немного в тенёчке под раскидистой ивой.

А мы воспользуемся этим моментом, пока братья отдыхают, и поясним, что вранцы, широко расселившиеся в озёрно-речном крае, с незапамятных времён стали делать плоты, связывая брёвна сыромятными кожаными ремнями. И много пользы приносили эти плоты.

Как же приятно вот так тёплым летним днём растянуться на траве-мураве в тенистой прохладе у воды.

– Слушай, Гудой, – обратился Вышата к младшему брату, – а вот плот не так уж и хорош!

– Это почему же? – отозвался Гудой.

– Ну, вот сам посуди, – продолжал старший, – на большую глубину на нём не пойдёшь, шестом дна не достанешь, так? Так! Ежели что перевозить, то много не положишь – тонет! Немало и того, чего на плот и вовсе положить нельзя – промокнет! Сам знаешь! А скажем, задумай мы перетащить плот в соседнее озеро, то ведь не смогли бы – слишком тяжёл, так? Так!

– Я согласен с тобой, брат. Ты верно всё толкуешь, но к чему клонишь, а?

– Я и сам, Гудой, покуда не ведаю, – ответил Вышата и улыбнулся широкой белозубой улыбкой, потешно сморщивая свой курносый нос.

Братья замолчали и, покусывая соломины, просто смотрели на поблёскивающую в солнечных лучах водную гладь медленно текущей реки, по которой сейчас тихо плыло толстое бревно с большим дуплом, а в дупле на дрожащих лапах стоял волчонок и жалобно скулил, глядя в их сторону. Братья, не сговариваясь, бросились в воду, быстро доплыли до бревна и подталкивали его к берегу, пока оно не воткнулось в береговую песчаную отмель. Волчонок же выпрыгнул из дупла и дал стрекача. Ну а помощники Дрёма, выйдя на берег, остановились и молча долго пристально глядели на это самое бревно и наконец, оторвав свои взгляды от бревна, устремили их друг на друга.

– Брат, а я, кажись, смекнул, куда ты клонил давеча, когда плоты хаял, – сказал Гудой.

– Я и сам, брат, только сейчас это понял. Сделаем, Гудой, мы с тобой то, чего до нас никто не делал, – промолвил Вышата, а Гудой тут же продолжил мысль брата.

– И сделаем мы это, брат, из этого бревна.

– Выдолбив такое большое, во всё бревно, дупло, – подхватил Вышата, – чтоб в него смогли бы забраться мы оба.

– Да положить кое-какого скарбу, – добавил Гудой.

– И будет это называться «однодерёвка», – сказал один брат.

– И будет это называться однодерёвка-долблёнка, – уточнил другой, и, вскинув руки, братья пустились в пляс.

Проплясав до испарины на лбах, они решили вытащить то, что должно стать их первой однодерёвкой-долблёнкой на берег, и немедля пойти к Дрёму, чтобы известить его о том, что отныне они займутся другим ремеслом.

Чуть свет поутру следующего дня братья снова были у реки, но на этот раз не для острожного боя, а ради задуманного вчера. Выложив на траву из заплечных мешков приготовленные с вечера ещё топоры, запасные рукоятки-топорища, ремни-перевязи, Гудой с Вышатой встали на колени и, как принято было у вранцев перед началом всякого важного действа, подняли глаза к небу и, скрестив на груди руки, вместе, врастяжку произнесли такие слова: «О боги, восседающие в небесных чертогах и воззривающие на сотворённый вами мир сей, окажите нам – детям вашим – помощение в добрых наших починах богов же во славу».

Да, дорогой читатель, это была молитва, слова которой, разумеется, лишь вероятно могли быть такими. Одной из первых после осознания людьми каменного века идеи богов как сверхъестественных сущностей.

Встав с колен, братья взяли в руки топоры и решительно направились к лежащему кверху дуплом бревну. Прежде всего они отсекли торчащие сучки и отрубили комлевую часть бревна с остатками корней. Затем, расположившись по разные стороны бревна, приступили к вырубке-выдолбке большого дупла, но тут дело стало продвигаться гораздо медленнее. Оказалось, что обычные топоры плохо годились для выборки древесины из глубины дупла. Братья уже изрядно утомились. «Однако тяжеленько! – сказал Вышата, отирая пот с лица. – Давай-ка отдохнём, брат, посидим малость, поедим, да подумаем, как выборку пошибче делать».

Трапеза ещё продолжалась, а Гудой вдруг перестал есть и замер, глядя неморгающими глазами в одну точку. «Эй, ты чего?» – испугался за брата Вышата.

Наконец Гудой, вздрогнув, посмотрел на Вышату и изрёк:

– Слушай, брат, а что, если топор закрепить не так, как обычно, а поперёк рукоятки?

– Это как же?

– А вот так!

И с этими словами Гудой взял один из припасённых топоров, перерезал ножом ремень-перевязь, которым топор крепится к топорищу, взял новую перевязь и стал крепить к топорищу топор так, что лезвие топора стало располагаться не вдоль топорища, а поперёк его. Сделав последний оборот перевязью вокруг рукоятки и закрепив её особым узлом, Гудой со словами: «Вот и всё», подошёл к будущей долблёнке-однодерёвке, опустил свой переиначенный топор в дупло, до его ещё не глубокого, неровно изрезанного донца, и, поначалу как-то робко, приноравливаясь к непривычному новому инструменту, но чуть погодя уверенно и ловко, стал делать то, что плохо получалось раньше. «Ну-ка, подойди, посмотри». – Позвал старшего брата младший.

Вышата, не торопясь, дожевал остаток вяленого мяса с кусочком хлеба, сделал несколько глотков холодной родниковой водицы из кожаного бурдючка, встал, стряхнул с себя широкой ладонью приставшие хлебные крошки, подошёл к Гудою, остановился рядом и стал рассматривать, что у него получается. А получалось вот что: после каждого короткого взмаха и удара этим новым топором его лезвие, проходя плашмя вдоль донца, врезалось в древесину, подрезало и отрывало тонкую, но довольно крупную щепу, оставляя за собой ровную и гладкую поверхность. Одним словом, получалась отёска, какую можно делать обычным топором, но только в доступных местах. «Ну, что, брат, ты молодец – толково придумал! С таким поперечным топором теперь тесать-выдалбливать будет много сподручнее, а коли так, давай назовём его “тесло”».

Теперь дело у братьев пошло куда быстрее, и до сумерек дупло было готово уже более чем на треть.

…Через два дня, когда работа была уже близка к своему завершению, Вышате пришла в голову мысль, которой он сразу же поделился с напарником:

– Вот я о чём подумал, брат. Делаем мы с тобой однодерёвку-долблёнку, так? Это ведь не плот! Значит, должны у неё иметься передок с задком. А коли так, то ведь должны они различаться. Что скажешь?

Гудой запустил пальцы обеих рук в густые, цвета воронова крыла, волосы на лобастой голове и по своей привычке, взъерошив их, после небольшой паузы ответил:

– Что скажешь? Ты, Вышата, как всегда, зришь в корень! Должны быть и передок, и задок – это верно! А насчёт различья мыслю, что это просто: тот конец, коим наша долблёнка будет двигаться вперёд, стало быть, передок, закосить надобно так, чтобы не тупо в воду врезался, а плавно в неё входил. Ну а другой конец, стало быть, задок, пущай как есть останется, как бы родительский унаследует от бревна. А ещё, брат, вот чего я надумал: донце-то у нашей долблёнки получилось толстовато к серёдке. А чтобы не была она слишком вёрткой на воде надо сделать ровный протёс вдоль всего дна снаружи. Согласен?