Андрей Воронов-Оренбургский - Фатум. Том второй. Кровь на шпорах

Застольные игры и веселье в таверне разом прекратились. Смолисто затрещали факелы − вокруг грудился народ, послышались голоса:

− Дон Луис, если вы решили посмотреть, какого цвета у этих покойников потроха, позвольте и нам! Мы тоже хотим!

Де Уэльва хладнокровно следил за движениями соперника, его солдат и прихлебателей, готовый в любую секунду пустить в ход оружие. За своих слуг он был спокоен: эти бойцы не подведут. «Но, черт возьми, силы были слишком неравны: сорок, а то и все пятьдесят против четверых… Кому понравится? Целая королевская рать, да еще и при пушках!»

− Майор! Я предлагаю вам убраться отсюда и забыть дорогу к этой юбке! − прорычал Луис, рука его легла на рукоять сабли.− Или я помогу вам сегодня же встретиться с Богом.

− Почему бы вам, капитан, не попробовать это прямо сейчас? − Диего уверенно вышел из-за спин телохранителей, остановился напротив де Аргуэлло, широко расставив ноги.

Ухмылка сбежала с лица красавца Луиса. Это ему, лучшему стрелку и фехтовальщику, бросали перчатку, да еще при всех и, более того, при невесте!

− Дайте места, скоты! − узкая сабля капитана вспорола воздух голубой восьмеркой.

Пылающие факелы точно ожили и растеклись по окружности корраля.

− Эй! Не двигаться! − крикнул солдатам Луис.− Теперь он мой. Весь мой. Сейчас я посмотрю, какой он бойкий.

Майор молниеносно выдернул шпагу и четкими, жесткими взмахами промял клинок. И тут же оружие зазвенело, как бокалы, наполненные яростью и смертью.

После первых двух стремительных выпадов капитана де Уэльва понял, что перед ним не расфуфыренный наглец в эполетах, а достойный противник. Тяжелая драгунская сабля в руке Луиса порхала, точно гусиное перо. Однако и тот был поражен дьявольской ловкостью незнакомца. Искусное мулине, которое воздушно, почти без усилий демонстрировал майор, мгновенно протрезвило Луиса от бешенства. Волей-неволей капитан вынужден был признать: соперник достоин большего почтения.

Дрались ожесточенно, остервенело. Гарды уже трижды сшибались, и трижды глаза дуэлянтов испепеляли друг друга.

Луис, перескочив бочку, обманным выпадом слегка зацепил плечо противника, вырвав стон. Кровь брызнула брусничными каплями на снежные кружева. В пылу андалузец почти не почувствовал боли, зато явственно услышал рев толпы и вплетающийся в него голос Терезы. Кусая губы, она с трепетом наблюдала за поединком. Почти никто не сомневался в победе нахрапистого капитана.

Неожиданно майор поймал тертого драгуна на дешевый финт: замахнувшись, он вдруг изменил направление удара, противник мгновенно среагировал, но де Уэльва с невероятной ловкостью ускользнул в сторону от разящей полосы стали и тут же стремительным штрихом рассек грудь Луиса. Острейшая боль, словно гигантская швейная игла, прошила всё тело. Капитан схватился за рану, под его пальцами на белом батисте сорочки медленно проступало малиново-красное пятно. Однако глаза его по-прежнему горели огнем, и в них не было пощады.

Не привыкший проигрывать, он ястребом кинулся на Диего. Выпад, еще один, и еще. Клинок молнией обрушился на майора, поцарапав ему ухо. Рана была неглубокой, но сильно кровоточила.

Еще минута проскрежетала сталью, когда Диего с облегчением отметил, что рука противника стала неметь.

Луис, не желая мириться с фиаско, скрипел зубами, но кровь бежала червонным ручьем. Его лихой удар опять просвистел мимо, а сам он подбородком жестоко наскочил на рифленый эфес шпаги андалузца и пал наземь. Де Уэльва, пьяно покачиваясь, подошел к нему. Мерцающий кончик стали уперся в загорелое, блестящее от пота горло.

Солдаты взвели курки. Воцарилась тишина. Заткнув языки, люди замерли.

− Кто ты? − прохрипел Луис, дерзко глядя в глаза соперника.

Диего молчал. Дыхание у обоих вырывалось со свистом, царапая легкие. Сердца метались, как дикие мустанги в тесных загонах.

− Кто бы ты ни был, мы еще встретимся в аду! А сейчас лучше прикончи меня, или я…

− Молчи! − шпага Диего сильнее кольнуло горло, но капитан продолжал:

− Я убью тебя! Запомни: ты − покойник!

Де Уэльва как можно спокойнее сказал:

− Если ты даже убьешь меня, что это даст тебе?

− Ну как же… − Луис нагло улыбнулся, облизывая пересохшие губы.− Я получу удовольствие. А ты,− он яростно скосил глаза на свою невесту,− ты всё равно будешь моей, заруби это себе на носу!

− Не стоит. Топор сломаешь! − отбрила Тереза и, подбежав к испанцу, прошептала: − Я умоляю, не надо крови!

Дон окинул ее мрачным взглядом. Пульс еще бурно протестовал против внезапной остановки, отдаваясь в ушах набатным колоколом. Однако улыбка раздвинула жесткие губы, когда Диего встретился с ее подернутыми туманом глазами.

− Мне трудно понять вас, донна… − толедская сталь после колебания скрылась в золоченых ножнах. Майор поправил портупею и повелительно обратился к Луису:

− Запомни: своим спасением ты обязан только этой сеньорите.

− Не беспокойся, не забуду. Я всё равно пойду по твоим следам и убью тебя.

− Это обещание можешь не исполнять. Желаю скорее остыть.

Де Уэльва повернулся к девушке. По лицу его струился пот, но взгляд оставался покровительственным, с живым блеском и остротой.

− Не обращайте внимание на запугивания,− шепнул он Терезе.− Слушайте меня, и всё будет славно.

Взяв ее под локоть, Диего направился к двери, но на пороге обернулся:

− Я провожу девушку в дом и вернусь, если показался неубедительным.

Солдаты хмуро расступились. Слуги молча последовали за господином.

Монументальная долина охватывала крутогорье с севера, там, где вонзал свои кривые зубья в небо Сан-Мартин, там, где уже не слышно было звуков города. Травянистые склоны в этот ночной час обнимала дымчатая пелена, и где-то внизу перемигивался редкими огоньками Мехико.

С незапамятных времен витал страх над одиноким колоссом Сан-Мартином и его окрестными пустошами. Был он таинственным, пугающего нездешнего вида, будто сорвался со звездного небосклона, как роптали суеверные голоса; а те, кто держал в памяти предания краснокожих, утверждали, что сложен он из клыков Пернатого змея, окаменевших еще задолго до колумбовых парусов. Жители окраин чурались пасти скот у его подножия, лоснящегося малахитовой зеленью пышных лугов, и никто не строился поблизости: вещали, что в черную годину вкруг каменного перста слетается и колдует сонмище душ непо-гребенных, тщетно пытаясь обрести покой.

Сколько передумала об этом Тереза совсем еще ребенком! Думала и сейчас, монотонно покачиваясь в седле, согреваемая широкой грудью отчаянного испанца, чьи сильные руки уверенно правили двухременной уздой.