Игорь Додонов - Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения

К тому же вспомним, что и года-то эта хронологическая вставка не содержит – просто число и месяц. И 12 июня 1941 года Советский Союз никакого удара по Германии в реальной жизни не нанёс.

С учётом вышесказанного ватутинскую карандашную вставку можно рассматривать как след неких размышлений генштабиста. Почему бы и нет?

Вот, пожалуйста, одна из версий подобных размышлений. Приводит её М. Солонин:

«Внимательный анализ документа не даёт оснований предположить, что фраза “наступление начать 12 июня” относится к 12 июня 1941 года. логика рассуждений здесь очень простая – большая часть механизированных (танковых) соединений, упомянутых в мартовском (1941 года) плане, просто не существовала в реальности.

[ … ]

В целом, развёрнутая в феврале 1941-го программа создания гигантских бронетанковых сил, предусматривающая формирование 30 мехкорпусов по тысяче танков в каждом и вооружение этой чудовищной бронетанковой орды “танками новых типов” (КВ и Т-34), не могла быть завершена ранее конца 1942 года (если не позже). Ни один разумный человек – а Сталин, без сомнения, был человеком чрезвычайно осторожным – не стал бы затевать такой “грандиозный капитальный ремонт” за несколько месяцев до начала Большой Войны. Можно предположить, что в марте 1941-го этот момент был отнесён им к концу лета (“12 июня”) (именно так в тексте: «к концу лета» – И.Д., В.С.) 1942-го или даже 1943 года…» [76; 75].

Чем не версия? Тут даже превентивный удар по Германии присутствует. И на ударе этом, как и у М.И. Мельтюхова, настаивает, конечно же, Сталин (а уж Ватутин потом штабными разработками только конкретизирует дату удара [53; 114]. Да только год этого удара вообще не 1941-й! А может, и не 1942-й!

А вот ещё одна версия размышлений Н.Ф. Ватутина, которая начисто отрицает и построения М.И. Мельтюхова, и версию М. Солонина:

«Скорее всего, эта дата послужила разработчикам мобплана МП-41 точкой обратного отсчёта для определения сроков календарного плана осуществления основных его мероприятий, – пишут российские историки Л.Н. Лопуховский и Б.К. Кавалерчик. – Ватутин употребил слова “Наступление начать 12.6”, чтобы подчеркнуть, что к этому сроку должны быть практически завершены все мероприятия по приведению войск в боевую готовность, включая их сосредоточение и отмобилизование. Поэтому срок готовности МП-41, как всегда, первоначально назначили с запасом – на 1 мая» [48; 545].

Таким образом, полагают эти исследователи, никакое нападение на Германию (ни превентивное, ни агрессивное) мартовским оперативным планом не предусматривалось [48; 545].

Со своей стороны заметим, что данная версия объяснений фразы «Наступление начать 12.6» выглядит очень и очень убедительно.

О чём всё это говорит? Да о том, что, встав на «твёрдую почву» карандашной вставки в основной текст плана, мы целиком и полностью вступаем в область гипотез. И гадать, что хотел сказать Н.Ф. Ватутин фразой о наступлении, которое нужно начать 12 июня (неизвестно какого года), можно сколько угодно 27 27 С более подробными рассмотрением и критикой взглядов М.И. Мельтюхова на «Уточнённый план…» от 11 марта 1941 года читатель может познакомиться в нашей книге «”Чёрная мифология”…» (стр. 373 – 385). .

И ещё. Если «Уточнённый план…» от 11 марта 1941 года на самом деле является планом превентивного удара по Третьему рейху, то не совсем ясно появление майских «Соображений…». Если уж этот план содержал, как полагает М.И. Мельтюхов, квинтэссенцию «”общепринятых взглядов” советского руководства на начало войны» , то почему же он, по выражению того же М.И. Мельтюхова, «не был итоговым» , почему «процесс разработки советского оперативного плана продолжался» [53; 114]? Зачем понадобилось «плодить» планы, вместо того, чтобы доводить до ума уже имеющийся и проводить по нему подготовку к войне?

Мы плавно подошли к «Соображениям…» от 15 мая 1941 года. Этот документ, действительно, позволяет говорить, что в нём содержится идея превентивного удара по германской армии, расположившейся у советских границ и готовящейся к нападению. Именно поэтому майские «Соображения…» стоят особняком в советском военном планировании предвоенного периода 28 28 Правда, М.И. Мельтюхов чем-то исключительным их не считает, как уже мог убедиться читатель. По мнению этого российского исследователя, они являются лишь этапом планирования превентивного удара по Германии. Единственная их особенность, считает он, в том, что в них «впервые открыто и чётко сформулирована мысль» о превентивном ударе. В предыдущих планах эта мысль присутствовала «в скрытой форме» [53; 114]. .

Что представляют из себя майские «Соображения…»?

Сейчас они известны только в черновом варианте докладной записки, направленной Сталину С.К. Тимошенко и Г.К. Жуковым, т.е. наркомом обороны и начальником Генштаба РККА. По утверждениям Д. Волкогонова и В. Карпова, документ изначально находился в личном деле Г.К. Жукова, хранящемся в Министерстве обороны [84; 183].

«Соображения…» написаны рукой А.М. Василевского, на тот момент – заместителя начальника Оперативного управления Генерального штаба. В тексте имеется редакторская правка рукой Н.Ф. Ватутина (напомним, тогда он был первым заместителем начальника Генштаба). Хотя в конце обозначены фамилии С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова, их подписей нет. В тексте есть ссылки на прилагаемые карты, но карты отсутствуют [9; 314, 341], [71; 464 – 472].

Можно предположить с большой долей вероятности, что чистовой с картами, подписанный наркомом обороны и начальником Генштаба, был предоставлен Сталину и впоследствии затерялся в архивах или был уничтожен. Впрочем, заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР в 1991 году генерал-полковник А. Клеймёнов утверждал, что данный документ не был подписан и никогда не обсуждался [84; 183]. Наверное, у генерала были основания так заявлять. С ним согласен современный российский историк О.В. Вишлёв. Более того, этот исследователь полагает, что «документ (т.е. «Соображения…» от 15 мая 1941 года – И.Д., В.С.) никогда не выходил из стен Генштаба. Он так и остался черновым рабочим документом» [18; 15], [19; 36]. Своё мнение О.В. Вишлёв основывает на том, что нет ни прямых, ни косвенных документальных подтверждений не только того, что план был утверждён и подписан Сталиным, но и того, что он вообще направлялся ему на рассмотрение. Нет также свидетельств подписания его С.К. Тимошенко и Г.К. Жуковым. С полной уверенностью можно утверждать, что его, с учётом своих правок, одобрил Н.Ф. Ватутин (хотя подпись его на документе также отсутствует) [18; 15], [19; 36]. Наконец, как считает О.В. Вишлёв, «заслуживает внимания… и тот факт, что этот документ долгое время (до 1948 года) хранился в личном сейфе Василевского – не в бумагах Сталина, Тимошенко, Жукова либо… Н.Ф. Ватутина, где ему, казалось бы, надлежало находиться, если бы он был утверждён или хотя бы рассмотрен, и именно из сейфа Василевского перекочевал в архив» [18; 15], [19; 36].