Татьяна Леншина - Против течения. Книга первая

© Татьяна Леншина, 2020

ISBN 978-5-4498-6014-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4498-6015-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город Кологрив, 2019 г.

Русоволосая, хрупкая миловидная девушка сидела на выбеленных водой и солнцем деревянных мостках портомойки, опустив босые ноги в теплую речную воду. Девушку звали Люся, и ей едва исполнилось семнадцать лет. Она задумчиво смотрела на маленьких серебристых рыбок, резвящихся на мелководье. Течение, едва заметное у берега, но стремительное и сильное на середине, несло воды реки в какие-то неведомые дали, где была другая, неизвестная Люсе жизнь. Девушке стало тоскливо от мысли, что совсем скоро она станет частичкой этой пока незнакомой и чужой для нее жизни. Что ждет ее там, куда так стремительно несет свои воды река? Недавнее детство мелькало перед нею чередой ярких и пестрых картинок, из которых воображение вдруг выхватило образ мамы. Вспомнился день, когда она впервые в своей жизни увидела ее. Люсе исполнилось в тот год одиннадцать лет. Жила она в детдоме.

Городок Кологрив, где находился детский дом, был старинный, маленький и патриархальный. Когда-то давным-давно земли, где позднее появилось это поселение, заселяли финно-угорские племена меря. В 16-м веке московский князь Василий III приказал срубить пограничную крепость с насыпными земляными валами. В указе о строительстве этой крепости говорилось: «Чтобы вы город поставили своими сохами 1 1 Силами. и рвы покопали, и городовой бой, и камение и колье на город приготовили и сторожки бы у вас были крепкие, а как вести будут от казанских людей и вы б были все в городе за крепостями, жили у башен…». Так построили предки-славяне на берегу реки Унжи город-крепость, защищавший эти края от опустошительных татарско-черемисских набегов. Но лучше всякой крепости оберегали жителей тех мест от врагов бескрайние леса, непроходимые топи да болота. Царица Екатерина пожаловала старинному поселению герб и статус уездного города. По данным переписи 1897 года в уезде проживало 109 575 человек. А в самом городке – 2 565.

Тихой и неброской красотой был отличен Кологрив от прочих поселений Костромской губернии. Местные дворяне и купцы-благотворители, будучи людьми весьма религиозными, выделяли щедрой рукой средства и на строительство храмов, и на украшение их иконами и настенной живописью, и на приобретение необходимой церковной утвари.

Пять каменных церквей поигрывали на солнышке золотыми маковками куполов, увенчанных крестами. Еще издали, подъезжая к городку, путники видели ослепительно белый Успенских храм, будто парящий над лесом. Он казался миражом, неизменно привлекая взор путника, до тех пор, пока не покажутся домики городской окраины.

На узких городских улочках, мощенных камнем и сбегавших веерообразно к реке Унже, красовались двухэтажные купеческие и дворянские особнячки, затейливо украшенные кружевом резьбы и ковки. В редком окошке не видел прохожий излюбленный цветок местных домохозяек фикус, расправивший на солнышке глянцевые листья, или цветущую пышным цветом ярко-красную герань в простом горшке.

Весной, по утрам хоры ворон и грачей, свивших свои гнезда среди верхушек деревьев, будили жителей городка звонкими, трубными голосами: «Крра-крра!». Летом тихие улочки и переулки утопали в зелени раскидистых лип, белоствольных берез, кустов сирени и акации, выглядывавших из-за деревянного штакетника палисадников. Возле заборов порхались в нагретом солнышком песке куры, в тени кустов, высунув розовые языки и вытянув лапы, лежали дворняги, лениво урча на редких прохожих.

После революции 17-го года жизнь в городке потекла по другим законам. Дворянство и купечество ликвидировали как враждебный класс: кого-то расстреляли, кого-то сослали в лагеря. Крестьянство тоже коснулась волна революционных перемен. Появились колхозы, в которые, «хошь ты того или не хошь», приходилось вступать крестьянам-единоличникам. Храмы разрушили. Купеческие и дворянские особнячки национализировали.

В 50-х годах в одном из двухэтажных домов купца-лесопромышленника Мины Звонова, который он пожертвовал когда-то под богадельню, разместила Советская власть детский дом для сирот и детей, оставшихся без попечения родителей.

Со всех ближайших населенных мест свозили в детский дом обездоленных детей, чье детство пришлось на тяжелые послевоенные годы. Детский дом носил имя вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина и являлся домом школьного типа. Все воспитанники посещали школу и могли проживать в нем до 18-летнего возраста.

Люся вспомнила, как в один из зимних дней школьных каникул она вместе с другими девочками сидела в швейной мастерской, где они учились шить, вязать, вышивать и прочим хитростям рукоделия.

В кружке рукоделия. Люся первая слева.

За окнами трещал тридцатиградусный мороз, и поэтому на улицу их не пускали, чего доброго отморозят себе щеки или нос. В комнате было тепло от жарко натопленной печки. Обычно веселые и болтливые девчонки сидели тихо. Их внимание было приковано к вышивке. Рисунок требовал точности, нужно было внимательно считать крестики, чтобы не испортить узор.

В коридоре послышался мерный стук, дверь отворилась, и в комнату вошел, прихрамывая, всеми любимый детдомовский воспитатель Константин Михайлович. Вид у него был весьма необычный. К культе правой ноги, ампутированной в госпитале во время войны, был пристегнут скрипучими кожаными ремнями деревянный протез. Меховая жилетка, надетая поверх гимнастерки, туго облегала его крупную, тяжелую фигуру.

– Еще бы попугая ему на плечо, и вылитый пират, – обсуждая его внешний вид, беззлобно смеялись детдомовские девчонки.

Лицо у него скуластое и суровое, но это только на первый взгляд. Расплывется по нему добродушная улыбка и покажет заметную прореху между двумя передними зубами. Но изъян этот вовсе не портит лицо Константина Михайловича, а напротив, показывает добрую натуру с широкой душой.

Побросав пяльцы, девчонки повскакивали с лавок и буквально повисли на нем с радостными возгласами. Каждой хотелось внимания, заботы и человеческого тепла, а Константин Михайлович относился к ним по-отечески строго и ласково одновременно.

– Да вы же с ног меня собьете, – обнимая девчонок, насколько хватало рук, смеялся воспитатель. – Несите стул скорее, а то как же я устою на одной-то ноге перед такими красавицами, – шутил папа Костя (так звали его ребятишки между собой за манеру называть детдомовцев дочками и сынками).