Анатолий Самсонов - Параллель: операция «Вирус» и дело Понтия Пилата

Луция и Тертулла уже хлопотали в триклиниевом отсеке, готовя обеденный стол.

Прокуратор прилег на ложе. Следуя его приглашению, Арканий расположился напротив, и теперь оба наблюдали за ловкими движениями красивых женских рук, выставляющих на стол блюда, чаши, кувшины. Закончив сервировку, Луция наполнила чаши вином. Пилат кивнул и обе служанки пропали в лестничном проеме. Легкие шаги босых ног по каменным ступенькам затихли вдали.

Пилат поднял чашу, его гость тоже, и оба осушили их до дна за здоровье императора. Вновь наполняя чаши вином, Пилат сказал:

– Прекрасное вино, не правда ли? Это старое сабинское. У него есть своя история. Гай Меценат, владелец Сабинского поместья, собрал лучших виноградарей и виноделов, и им удалось создать это чудо. Гай вообще был интересный человек. У него была и другая страсть – поэзия – настолько сильная, что он подарил Сабинское поместье своему другу Горацию, чтобы он там творил. Гораций пленил Гая своим талантом. У них было много общего. Оба были ценителями женщин, вина и высокой поэзии. Их дружба была крепкой, они были неразлучными друзьями, настолько неразлучными, что даже умерли в один год с разницей в несколько дней. И, представляете, даже похоронены рядом! А незадолго до этих печальных событий их третий друг – император Август – начал перепись населения Империи. Вы упоминали о ней. Узнав о смерти друзей, Август с горечью констатировал: – Они были вольнодумцами и всегда игнорировали власть и ее мероприятия. И в этот раз им это удалось! Да. Всех троих давно уж нет, а вино, поэзия и память о них живы.

Вообще хочу сказать, что люди, способные совершать поступки яркие и неординарные, выделяющие их из массы, всегда интересны. И, на мой взгляд, тем более интересны, если их индивидуальность носит черты, порицаемые обществом.

Вот и этот Варавва – Дивес – тоже интересен в своем роде. Интересное прозвище— Дивес. Такое же имел Марк Красс. Он был богатейшим человеком Империи, тем не менее, всепоглощающая страсть терзала его – страсть к золоту. Несколько десятилетий назад ослепленный страстью Красс, командовавший в этих краях римской армией, проглотил парфянскую наживку и повелся как карась на уду. Дело закончилось разгромом, гибелью армии и пленением Красса. Парфянский царь, наслышанный о страсти пленника, приказал удовлетворить ее. Марку влили в глотку изрядную порцию расплавленного золота. Пилат замолчал, видимо решив, что длинный монолог вредит аппетиту и пора последовать примеру Аркания, который, внимая собеседнику, кивал головой, не забывая о мясе, рыбе, овощах и острых приправах, с явным удовольствием молодости и здоровья поглощал выставленные яства. И только при упоминании имени Вараввы гость замер, но длилось это лишь мгновение. Когда хозяин и гость насытились, Пилат легко подергал бечевку. Послышалось шлепанье босых ног, и из лестничного проема выпорхнула Тертулла с разносом и посудой с водой для мытья рук. Пилат сполоснул руки и продолжил:

– Вернемся к нашему Дивесу. Мне кажется, было бы неплохо для дела, если бы он обзавелся другом – игроком и… кредитором, который мог бы ссужать деньги Варавве, либо покрывать его проигрыши, собирая, таким образом, его долги и предоставляя отсрочку. Ведь вы говорите, он всегда отдает долги?

– Да, прокуратор, пока ему это удавалось, иначе он вряд ли дожил бы до этих дней.

– Вот, вот, и, тем не менее, надо позаботиться о нашем подопечном. Вы говорите, он смышлен?

– Да, смышлен, сообразителен, эмоционален и очень подвижен. Может быть, именно поэтому он не может сосредоточиться и посвятить себя какому-нибудь одному полезному делу.

– Да, да. Люди такого склада, как правило, непостоянны, но любопытны, точнее даже любознательны и, что важно, скоры и решительны. Мне думается, возвратившись из поездки, он попытается узнать подробнее о том человеке, с которым судьба свела его, выведя на грань жизни и смерти, и так удачно для него развела. Как бы и что Варавва о себе не думал, на нем кровь, а на том, другом, крови не было, но именно он пошел на смерть.

– Прокуратор желает, чтобы Варавва узнал все?

– Нет, Арканий, нет. Не сразу. Все ему знать пока не надо. Ему надо узнать все об Учителе, его Учении и Вере. Узнать, чтобы возненавидеть его убийц: прокуратора Понтия Пилата и первосвященника Кайафу. Как вы думаете, найдется такой человек, который мог бы возбудить любопытство Вараввы и затем удовлетворить его? Причем так, чтобы он задумался – этот игрок, вор и убийца?

Арканий подумал: «Именно этого хотел и к этому призывал тот, кого казнили, чтобы люди задумывались о том, что они творят», – и сказал:

– Это непросто. Надо подумать.

– В вашем деле, полагаю, простого вообще ничего нет. Подумайте, прошу вас. – Пилат замолчал: «Кажется все».

Арканий вежливо поблагодарил за обед и беседу и, чуть помедлив, поинтересовался: – Могу ли я быть свободен?

Последовал короткий ответ: – Да.

Пилат подергал бечевку и, когда в зал вошли служанки, попросил проводить гостя. Арканий в сопровождении Луции покинул зал, Тертулла быстро убрала со стола.

Пилат, оставшись один обменялся взглядом с Амоном, покосился на еле различимый силуэт князя тьмы, и занял кресло за рабочим столом с намерением осмыслить ситуацию. После встречи с Арканием многое прояснилось, но не все. Неясно, почему Кайафа, настояв на казни Иисуса, пошел дальше? Почему он думает, что ему будет лучше, если император отзовет меня и назначит другого? Пожалуй, объяснение может быть только одно. Страх. Кайафа боится, он опасается моей мести, он понимает, что наместник императора никогда не смирится с мыслью, что его использовали как слепое орудие и никогда не простит этого. А коли так, то, с точки зрения Кайафы, все средства хороши, ибо хуже уже не будет. Да, вероятно, так. Однако, конфликт с Кайафой, это все же частный случай. Но за ним вырисовывается и кое-что общее: сложившаяся форма власти – римской и иудейской – дает возможность местным иерархам вести хитрую политику за спиной Рима, осторожно и тайно разжигать антиримские настроения в народе и на этой основе укреплять собственную власть.

Пример хитрого и коварного Кайафы в провоцировании волнений в Иерусалиме показателен. Прав Арканий – народ хворост, а факел в руках Кайафы и может быть брошен в толпу в любой момент. Ах, Кайафа, Кайафа, змеиная ты порода, ты открылся и открыл мне глаза. Теперь я знаю, что делать, и это знание – мое лекарство.

В то время, когда Пилат во дворце разбирал ситуацию, одинокий всадник пересек городскую черту у южных ворот и покинул город, направляясь в Иерусалим. Поднявшийся весенний ветер бросал ему в лицо волны раскаленного воздуха вместе с пылью, песком и стебельками прошлогодней высохшей травы. Из-за этого, несмотря на высокое еще солнце и жару, всадник кутался в свой плащ, опустив на голову капюшон и подвязав его под подбородком стягивающей тесьмой. Отдохнувший идумейский конь бодро нес седока по хорошо известной дороге.