Сергей Алексеев - Декабристы

Старик Ивенго стоял как вкопанный.

Заметил это Бестужев. Достал новый лист бумаги. То на Ивенго посмотрит, то над бумагой склонится. Опять на Ивенго глянет, опять к бумаге. Снял наконец бумагу. Повернул. Показал. Глянули все и ахнули. С листа бумаги смотрит на всех Ивенго. Морщинка в морщиночку - как живой!

Отбежали буряты.

– Колдун!

Однако затем вернулись.

– Бери, - протянул Бестужев портрет Ивенго.

Не может, в чём дело, понять старик. Растерянно улыбается.

– Бери, - повторил Бестужев и вдруг по-бурятски: - Бери!

Вновь отбежали буряты.

– Колдун!

Однако скоро вернулись.

Подружился Бестужев с бурятами. Ездил в улусы к ним. Про Петербург, про царя рассказывал. Рисовал и детей и взрослых. На охоту ходил с Ивенго. В свою очередь, буряты часто приезжали в Селенгинск. Здесь братья Николай и Михаил Бестужевы обучали их разным ремёслам: слесарному, столярному, кузнечному.

Николай Бестужев был на редкость талантливым человеком. Он писал рассказы и умел шить сапоги. Знал, как вспахать землю, и мог починить часы. Когда декабристам разрешили снять кандалы, он из цепей выковал кольца. Эти кольца попали потом в Россию, и не было им цены.

Но больше всего Николай Бестужев любил рисовать. Это благодаря ему мы можем сейчас представить, как выглядели многие из декабристов. Как и где они жили. Какими были те тюрьмы, в которых они томились.

"У него были золотая голова, золотые руки и золотое сердце" - так отзывались товарищи о Николае Бестужеве.

"Улан-Норок", то есть "Золотое солнышко", называли его буряты.

Привязалась к братьям Борисовым девочка - Зойка. Была она худенькой-худенькой, лёгкой-лёгкой. Казалось, дунешь - к небу взовьётся Зойка.

К этому времени Пётр и Андрей Борисовы жили на поселении. Была у них страсть - собирали коллекции растений и насекомых. Радовались братья любой находке.

Началось это ещё давно, в тюремные годы. Идут из острога в острог Борисовы, на работу шагают, валят с другими лес, а сами смотрят внимательно по сторонам, собирают букашек, цветы и травы.

Привезли Борисовы с собой на поселение коллекцию в нескольких ящиках.

Глянула Зойка, разгорелись глаза у Зойки. Вот и стала девчонка ходить за братьями. Борисовы в степь - и Зойка за ними. Борисовы в сопки - и Зойка тут. Неблизко уходят порой Борисовы. Куда же Зойке в такую даль. Отгоняют они девчонку. Отойдёт девчонка чуть-чуть в сторонку. Постоит, переждёт. И снова бежит за братьями.

Стали тогда Борисовы уходить из селения так, чтобы не видела Зойка. Выйдет один из дому, осмотрится по сторонам. Если нет поблизости Зойки, машет рукой другому. Сбегут они к речке, пройдут за кустами, пригнутся быстрей за холм. Отойдут от дома версту, вторую, только облегчённо вздохнут, смотрят - сзади несётся Зойка. Нет им покоя от этой Зойки. Хотели за уши её отодрать. На части готовы её разорвать.

И вдруг. Были дома братья Борисовы, разбирали свои коллекции. Посмотрели в окно. На бревне перед домом уселась Зойка. Крутит загадочно что-то в руках, словно бы на улицу братьев манит.

Заинтересовались Борисовы, вышли на улицу. Смотрят, в руках у Зойки невиданный жук. Усищи длиннющие, клещи огромные, глазищи почти в пятак.

Вот так находка! Разгорелись глаза у Борисовых:

– Что за чудо?

– Откуда?

– Покажи!

– Подари!

– Не скажу, - отвечает Зойка. - Не покажу.

Убежала коварная Зойка. Огорчились, конечно, Борисовы. Вернулись к себе в избу.

На следующий день вновь разбирали они коллекции. Посмотрели в окно. На бревне перед домом уселась Зойка. Крутит загадочно что-то в руках. Словно бы братьев на улицу манит.

Заинтересовались Борисовы, вышли на улицу. В руках у девчонки ягода-невидаль. Размером почти с кулак.

Разгорелись глаза у Борисовых.

– Что за чудо!

– Откуда?

– Покажи!

– Подари!

Улыбнулась хитрющая Зойка. Согласилась отдать и жука и ягоду, только, конечно, с одним условием... чтобы братья брали в походы её с собой.

Ходит Зойка теперь в походы.

Оказалась она глазастой. В той коллекции, которую собрали братья Борисовы, есть и Зойки упрямой доля.

Скончались Борисовы, состарилась, умерла Зойка, а коллекция эта долго ещё хранилась. Не только братья Борисовы, но и другие декабристы занимались изучением сибирской природы. Их исследования многие годы с пользой служили людям.

Горчаков был генерал-губернатором Западной Сибири.

Узнал он, что декабристы приедут на поселение и к нему, в Западную Сибирь, заволновался.

– На мою беду! Не жди от них ничего хорошего!

Решил он обратиться к картам. Посмотреть, что карты ему предскажут. Разложил раз. И верно, получилось так, что не жди ничего хорошего.

Разложил второй раз. И снова карты сулят худое.

– Ну ещё раз, третий, решающий!

Разложил третий, решающий. Снова карты легли к беде.

И вот приехали декабристы. Поселились. Прожили совсем недолго. От местных жителей жалоб наслушались. Сами увидели многое. Взятки берут чиновники, местных жителей притесняют, о нуждах края совсем не думают. Знал Горчаков, конечно, об этом. Мог бы к ответу привлечь виновных. Да дело всё в том, что и сам Горчаков был в тех же грехах замешан.

Написали декабристы обо всём в Петербург.

Пронюхали чиновники, что письмо декабристов пошло в Петербург, побежали скорей к Горчакову.

– Отобьёмся, отобьёмся, - успокоил их Горчаков. А сам про себя о картах: "Нагадали, паршивцы, неужто пророчество?!"

Однако не стал он тратить напрасно время. Садится и сам строчит в Петербург письмо. Пишет, конечно, о декабристах, пишет о них плохое.

Получили в Петербурге оба письма. И, конечно, не декабристам, а Горчакову поверили. Даже приказ пришёл о строгом внушении декабристам.

– Ага, то-то! - торжествует Горчаков; глянул на карты: "Соврали, голубчики. А? Соврали!"

Довольны чиновники. Доволен и сам Горчаков. И всё же не удержался генерал-губернатор и вновь разложил карты. Карты снова легли к беде.

И правда. Не успокоились декабристы. Опять посылают письмо в Петербург. Письмо большое, подробное.

Узнал Горчаков о письме. Погнал в Петербург курьера:

– Птицей лети! Галопом!

Отбился Горчаков и на этот раз. Снова пришло внушение декабристам.

– Мы - сила, стена, гранит! Смиритесь. Смиритесь, - шипят чиновники.

Но не смирились декабристы. В третий раз посылают они письмо. Писали затем и в четвёртый, и в пятый. Доняли всё же в Петербурге они начальство. Пришлось назначить в Сибирь ревизию.

Только не стал Горчаков дожидаться ревизии. Тут же в отставку подал.

Многим памятны декабристы в Сибири. Особенно школам.

С ребятами занимались и Матвей Муравьёв-Апостол, и братья Бестужевы, и братья Беляевы, Александр Якубович, Пётр Борисов, Пётр Муханов, моряк Торсон. Занимались и другие.