Николай Боровой - ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том III. Главы XII-XXI

И подобное каким-то образом тоже могло повлиять на настроения агента и подвигнуть того на неожиданный поступок. Такой момент тоже нельзя не учитывать, и Чеслав подчеркнул это. Возможно так же, что из этих мотивов связной вступил в контакт с коммунистическим подпольем, науськивающим население и патриотов-подпольщиков к вооруженной и насильственной борьбе, видя там возможность более близкой своим устремлениям, но по сути, как понятно, глубоко вредоносной, опровергающей авторитет и приказы Правительства в изгнании деятельности. Так или иначе – речь идет о предательстве, ибо присягал на верность связной именно организации СВБ, представляющей интересы и волю официального правительства, ныне сформировавшей и возглавившей Армию Крайову, и значит – был обязан соблюдать общую политику, приказы и установки организации. Чеслав в особенности настаивал именно на этой версии, поскольку связь с поднявшим голову в начале года коммунистическим и «левым» подпольем, могла быть гораздо более близкой агенту еще и вследствие его еврейской национальности, из-за силы «еврейской улицы» в левом движении даже и до войны, распространенности среди евреев соответствующей, зачастую откровенно коммунистической идеологии и т. д. Да и общая логика происходивших в подполье и жизни под оккупацией событий, побуждала думать и усматривать в произошедшем именно это, даже требовала! Ведь речь шла о неожиданном, трудном для понимания поступке вполне проверенного, надежного, длительно рекомендовавшего себя с лучшей стороны агента, и если чем-то и можно было по настоящему серьезно объяснить случившееся, то именно принципиальными вещами и процессами, хорошо всем известными. Усилением влияния «левого» подполья на население вообще, и на настроения активных патриотов из «национального» лагеря – в частности. Воздействием и эффективностью «левой» агитации, таким опасным разжиганием «левыми» и «коммунистами» стремления людей к открытой вооруженной борьбе. И недооценивать произошедшее, пытаться не видеть в поступке связного принципиальных вещей – безответственно, он подчеркнул это. Чеслав подчеркивал в выступлении так же и всем известное: что «левое» подполье – основной конкурент Армии Крайовой среди населения и мужественно настроенных патриотов, ее конкурент и в общем даже противник как представителя официального правительства. И конечно же – будет продолжать попытки колебать авторитет и позиции организации, перевербовывать ее членов, подталкивать на противоречащие общей политике насильственные акции и т. д. Чеслав призывал поэтому отнестись к случаю со связным с максимальной серьезностью и суровостью, как к очень внятной «ласточке» грядущей борьбы внутри самого подполья с коммунистически и «просоветски» настроенными силами – не менее опасными, чем немецкая оккупация, и представляющими значительную угрозу возрождению независимой польской государственности. О, перешагнувший за сорок офицер-артиллерист и всю зрелую жизнь – убежденный «пилсуцник», Чеслав не жалел в своей речи ни слов, ни пафоса, и опыта ему было не занимать! Он и в самом деле думал так, когда именно профессионально, честно пытался понять суть и причины произошедшего, ибо никакого иного, вменяемого и убедительного объяснения не находил, попросту недоумевал. Да – в отношении к деятельности в самой организации, совершенное является грубым нарушением дисциплины и серьезнейшим проступком. Но вполне возможно, что совершено это было всё-таки вовсе не спонтанно и по наитию, не во власти какого-то непонятного по мотивам, безумного порыва – ибо слишком уж ровным, спокойным и надежным в деле и образе жизни выглядел этот человек, а именно в следовании установкам и дисциплине, даже быть может конкретным приказам совсем иной организации. И Чеславу именно это казалось наиболее вероятным, и тогда – речь безусловно шла о предательстве, причем и самой организации, и спускаемой через нее, единственно приемлемой для настоящих патриотов Польши политики законного правительства. О предательстве, тем более преступном и опасном как прецедент, потому что Армия Крайова – единственный полномочный представитель официального правительства довоенной Польши. Та организация, которая преследует главной целью восстановление демократической и независимой республики довоенного образца, строго следует в ее деятельности законам довоенной республики, словно бы продолжает собой так трагически рухнувшее польское государство. И измена ей, ее установкам, приказам и политике, должна оцениваться как измена самой Польше, функционирующему в изгнании и легитимному правительству, самым жизненно важным национальным и патриотическим интересам! А потому – должна караться со всей возможной строгостью и ответственностью за судьбу общего национального дела, с ясным пониманием угрозы, которую заключает в себе подобный случай! Только Армия Крайова есть единственный представитель правительства, правомочный возглавлять подполье и если не полностью определять, то по крайней мере – контролировать его деятельность. Она же – единственный настоящий выразитель национальных польских интересов! Ведь «просоветская» ориентированность левого подполья, уже сейчас агитирующего за отказ от восточных, довоенных территорий Второй Речи Посполитой, предательски аннексированных русскими, всем известна и принципиально опасна для настоящих национальных интересов, противоречит действительно патриотической, национально ориентированной позиции! Да, в грядущей борьбе с немцами придется сотрудничать со многими организациями подполья – тем более, что они уже по факту созданы, но только Армия Крайова, подчиненная Правительству в изгнании, может возродить довоенное польское государство, хранит и несет саму его идею, движимо ею, и авторитет организации равносилен авторитету законного правительства и должен быть внутри подполья незыблем! И для утверждения и сохранения этого авторитета, во имя самых святых национальных и патриотических интересов, должно совершать наиболее суровые поступки, которые в иных обстоятельствах могли бы показаться чрезмерными! Организация «левого» подполья зимой в четкие, готовые к конкретным акциям боевые структуры, как это было справедливо и правильно понято, воочию показала, что совершенно иные силы – и извне, и из довоенного польской политики, предъявляют претензии и виды на Польшу, на возрождение польского государства и организацию польской жизни, и соответственно – на возглавление борьбы с оккупацией и деятельности подполья, на завоевание через это авторитета у самого широкого населения. Говоря проще – за этим конечно же стоят виды и претензии Советов, русских в их вечной имперской политике! Чеслав видел понимающие кивки и взгляды, когда произносил эти слова.Читать дальше