Григорий Максимов - Серебряная лилия

Снова на минуту воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шумом ветра в кронах деревьев, да детским рыданием сыча. Луна поднялась выше, и вся долина залилась её призрачным серебристым сиянием.

– Скоро забеснуется нечистая сила, – проговорил егерь. – С полуночи и до рассвета её время.

– Ты прав, Ги. Пора убираться отсюда, – ответил барон и подозвал к себе своего первого оруженосца.

– Альбер!

– Да, монсеньор, – отозвался девятнадцатилетний юноша, доселе остававшийся в стороне.

– Возьми этих пятерых и первым войди в деревню. На твоей совести будет убрать караульных, – повелел барон, указывая на вооруженных сержантов.

– Слушаюсь, монсеньор, – ответил оруженосец.

Боясь привлечь внимание лишним шумом, лошадей решили оставить здесь, а к деревне продвигаться либо ползком, либо короткими перебежками.

Почти все дома в деревне в это время уже давно спали. Лишь из нескольких окон всё ещё лил свет и слышался шум. Ясно было, что именно там бравые английские стрелки и продолжают своё веселье. Особое внимание привлекал дом старосты, стоящий в самом центре посёлка, рядом с деревенской церквушкой. Теперь он походил на дешёвый придорожный кабак, с воплями, руганью, застольным пением и грубым идиотским смехом. Складывалось впечатление, что эти наёмники-мародёры пьют и гуляют, будучи абсолютно уверенными в своей безнаказанности. Единственной мерой предосторожности, какую они всё-таки не забыли предпринять, были выставленные на улицу шестеро часовых. Впрочем, основной задачей этих часовых было удерживать в повиновении самих же крестьян, нежели предупредить какую-либо угрозу извне.

Некоторое время Альбер, стоя на небольшой горке, советовался с сержантами как им лучше поступить. Ясно было, что прежде всего следует убрать часовых, но, как именно это сделать, он никак не мог решить.

После нескольких минут растерянности верное решение таки было найдено. Один из сержантов должен был просто подойти к англичанам и привлечь их внимание на себя. Причём неважно, как они среагируют, главным было то, что за те пару минут, на которые удастся их отвлечь, другие подберутся сзади и набросят им на головы мешки. С остальными же четверыми, что стояли в центре самой деревни, решено было расправиться точно также.

Ночь выдалась лунной и светлой, и действовать, поэтому приходилось особенно осторожно, передвигаясь чуть ли не ползком.

В то время как сержанты были заняты нейтрализацией противника, Альбер решил затаиться под раскидистой вишней, увешанной созревшими и налившимися плодами. Из-под её крон открывался прекрасный вид на деревню, на дорогу, ведущую к ней, и раскинувшиеся вокруг поля, засеянные овсом и пшеницей.

Но, когда посланные сержанты собственными глазами увидели тех, против кого устраивали столь тщательные приготовления, то едва со смеху не покатились. Английские часовые оказались столь беспечны, что просто-напросто повалились спать, вырыв себе норы в огромной соломенной скирде, стоящей на деревенской околице. Когда сержанты подошли к деревенским воротам, то диву дались: куда могли подеваться английские часовые? И только по утробному храпу, доносившемуся из-под охапок соломы, они догадались, чем заняты эти горе-охранники.

Когда же сержанты попытались с ними заговорить, делая это скорее лишь ради забавы, то те даже и глазом не повели. Заслышав рядом с собой разговор, один горе-часовой продрал свой единственный глаз и даже не удосужившись понять, в чём дело, лишь грязно выругался и поспешил скорее перевернуться на другой бок. Его же напарник и вовсе не посчитал нужным даже глаза открыть. Сытые и хмельные, они и подумать не могли, что по их душам уже вовсю звонит колокол.

Первым к праотцам отправился одноглазый. Ему просто вспороли брюхо крюком алебарды, после чего добили её же остриём. Заслышав хрипы своего умирающего приятеля, другой моментально вскочил и даже успел схватиться за нож. Но в тот же миг оказался в объятиях подкравшегося сзади сержанта и едва успев опомниться, рухнул с перерезанным горлом.

Подошёл Альбер, уплетая горсть сорванных вишен, и, удостоверившись в благополучном исходе задуманного ими плана, приказал действовать дальше.

Другие четверо оказались куда осторожнее, нежели их двое уже покойных товарищей. Один из них спал, положив голову на мешок с награбленным добром, остальные трое с азартным запалом резались в кости. Решив, что и с этими молодцами им удастся так же легко справиться, как и с первыми двумя, Альбер и его люди сильно ошиблись.

Как и было задумано ранее, четверо сержантов, воспользовавшись узкими деревенскими улочками, подкрались к ним сзади, а пятый, дабы отвлечь их внимание, подошёл к ним в открытую. Казалось, и в этот раз всё должно было пройти как по маслу. Но один из любителей сыграть в кости, едва завидев приближающегося сержанта, сразу же заподозрил неладное. Он первым схватился за свой шестопер, который всегда держал при себе, и ещё до того как на них успели наброситься сзади, успел пустить своё оружие в ход.

Подошедший сержант едва не рухнул замертво с расколотой, словно орех, головой. Благо, его спасла каска. Получив дюжую затрещину, он распластался на земле, не успев даже выхватить кинжал или нож. Увидев это, другой англичанин схватил лежащий на земле вулж и, возможно, тут же добил бы им упавшего, но сделать это ему уже не позволили наброшенный сзади мешок и верёвка.

Но, как ни странно, труднее всего оказалось справиться с тем, что спал в стороне, поскольку вначале на него даже внимания не обратили. Этот-то удалец и оказался самым крепким орешком, с каким им пришлось-таки столкнуться в эту ночь. С собой у него оказался рыцарский длинный меч, скорее всего снятый с тела убитого им дворянина, и обращался он с ним не хуже, чем с родным длинным луком. Сразу же убив сержанта, набросившегося на него с мешком и верёвкой, он ловко противостоял двум другим, вооружённым алебардами, отбивая их удары маленьким щитом-баклером и в ответ разя своим трофейным длинным мечом. Один сержант рухнул тяжело раненным, спасённым от смерти разве что добротной кольчугой, другой же что есть сил пытался справиться со своим ловким соперником. Хотя после славной победы при Крэси у англичан и вошло в моду говорить, что один англичанин может не глядя уложить семерых французов, справиться с тремя остальными сержантами этот ловкач уже не смог.

Всё это действие развернулось на небольшой площади, в самом центре деревни, как раз перед домом старосты. Крики, ругань и звон оружия, доносившиеся оттуда, были слышны всем, кто не спал, и даже те, кто спал крепче других, с лёгкостью могли бы проснуться.

Заслышав шум потасовки, пирующие в доме старосты, разморенные винным хмелем, решили высунуться наружу.