Нина Молева - Боярские дворы

В том же квартале, что и дворец, расположены подворье Александровой слободы, дом-представительство грузинского царевича Вахтанга Багратиона, Литовское подворье XIV века — самый ранний из известных в настоящее время памятников гражданского зодчества в Москве, Аптекарский двор царя Алексея Михайловича и многие другие памятники.

Однако Афанасий Щекатов в своем изданном в первые годы XIX века «Словаре географическом Российской империи» приводит иные сведения. Не называя источников, он утверждает, что Благовещенская церковь была здесь сооружена по указу великого князя Василия III в честь рождения сына — будущего Ивана Грозного и освящена в честь Николы с приделом Сергия Радонежского, попечениям которого особо поручалась судьба долгожданного великокняжеского наследника. Стоит вспомнить, что обряд крещения младенца Ивана Васильевича, совершавшийся в Троице-Сергиевой лавре, сопровождался тем, что новорожденный был положен в раку святителя, обок его мощей. Если А. Щекатов прав, очевидно, играло Ваганьково в великокняжеском обиходе немалую роль. Ведь другая такая благодарственная церковь была возведена в Коломенском. Правда, стал тогда именоваться нынешний Ваганьковский переулок не Никольским, а Благовещенским. Только называли его еще и Воздвиженским — по соседнему монастырю, и Шуйским — по находившемуся напротив Опричного двора двору боярина князя Ивана Ивановича Шуйского. Эта смена названий говорила о стремительно переворачивавшихся страницах истории.

Ни один уголок старой Москвы так не связан со Смутным временем, как Арбат и его окрестности. Иван Шуйский, один из братьев царя Василия Шуйского, народом выбранного, народом и отрешенного от власти. Это они — три брата Шуйских, Василий, Дмитрий и Иван, по прозвищу Пуговка, — приветствовали приход Самозванца, иначе — Лжедмитрия I. Они готовились к торжественной встрече, а на десятый день после прихода в Москву нового самодержца были тем же Лжедмитрием осуждены и начали борьбу против него.

Борьба закончилась убийством Самозванца, уже после его торжественного венчания на царство в Успенском соборе, и избранием на престол Василия Шуйского. Только ничем полезным не отметил своего правления царь Василий. Ни одной победы не одержал поставленный им во главе армии брат Дмитрий. Зато завидовать и ненавидеть умели оба.

По убеждению современников, оба они причастны к гибели талантливого полководца, младшего их родственника Михайлы Скопина-Шуйского, готовившего поход против польского короля Сигизмунда III. Скопин неожиданно для всех в одночасье умер, вернувшись с пира у князя Дмитрия Ивановича и его супруги Катерины Григорьевны, дочери знаменитого своими зверствами Малюты Скуратова. И ворвавшийся к царю во главе разъяренной толпы Захар Ляпунов бросит в лицо Василию Шуйскому: «Долго ли за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление: сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе промыслим».

Шуйский согласия не давал, медлил, придумывал увертки, пока не пришло решение собравшегося в Замоскворечье — так велик был сход москвичей, что не хватило на Красной площади места, — народа. Русскому выбранному царю бояре предпочли польского королевича Владислава. Но начало и конец недолгого царствования Шуйского тоже связаны с Ваганьковом.

«На Ваганьковом переуле», у Государева двора, стал во главе отряда ополчения в мае 1608 года дворянин и воевода Валуев. Он же, когда восстала Москва против Лжедмитрия, вместе с московским дворянином Воейковым убили Самозванца. С честью служил Валуев под знаменами Михаилы Скопина-Шуйского, а в 1610 году невольно или расчетливо стал главным виновником разгрома Дмитрия Шуйского, открыв его части польским отрядам. Во всяком случае, дальше охотно подчинялся он всем очередным правителям — и королевичу Владиславу, и Михаилу Романову, который предпочел все же отправить Валуева подальше от Москвы — воеводой в Астрахань, где и исчез его след.

Между тем братья Шуйские с появлением в Москве полков королевича Владислава были увезены в плен в Варшаву. На великолепном дворце, где довелось столько лет жить развенчанному русскому царю, в начале улицы Нового Свята, памятная мраморная доска упоминает об этом обстоятельстве, в Москве, где разворачивались трагические для города и народа события, бесполезно искать хотя бы малейшее напоминание. Они полностью переведены в книги, где год за годом получают все новые и новые, обычно совершенно субъективные и не подкрепленные новыми розысками документов истолкования.

Василий и Дмитрий Шуйские умерли в Варшаве. Вернулся один Иван Пуговка, вошел очень скоро в доверие к Михаилу Романову и его отцу патриарху Филарету, получил в ведение Судный приказ, прожил до 1638 года, умер бездетным, и двор перешел в руки другой семьи. Вместе с новыми хозяевами ушло в небытие и старое название переулка.

Между тем, возвращаясь к Смутному времени, нельзя не увидеть, что увлеченные борьбой бояре меньше всего задумывались над тем, что их переговоры с иноземными правителями оборачивались худшими формами разграбления, которые несла с собой интервенция. Они, и только они, и вызывали и поддерживали кандидатов. Австрийский эрцгерцог Максимилиан (с него-то все и началось!), шведский король, польский королевич Владислав, против которого поспешил выступить собственный отец, — череде кандидатов, придумываемых боярами, было не видно конца.

Осенью 1610 года в Москву от имени королевича Владислава вступил иноземный гарнизон, и сразу же в городе стало неспокойно. Шла и «прельщала» людей все больше и больше, по выражению летописцев, смута. Против разрухи и иноземного засилия начинает подниматься народ, и к марту 1611 года, когда подошли к Москве отряды первого — рязанского ополчения во главе с князем Пожарским, обстановка в столице была накалена до предела.

О заслугах Пожарского знали. Его способностям верили. В октябре 1608 года он со своими частями разбил осаждавших Коломну сторонников королевича Владислава. Годом позже, уже как воевода Зарайска, отбил от своего города казаков, выступавших на стороне только что объявившегося, второго по счету, самозванца. Ему удалось освободить от них и Пронск, где формировалось рязанское ополчение, с частями которого князь и оказался в марте в Москве.

Для настоящей осады закрывшихся в Кремле и Китай-городе сторонников королевича Владислава у ополченцев сил еще не хватало, но контролировать действия иноземного гарнизона, мешать его вылазкам в ожидании, пока соберется большее подкрепление, было можно. Город не подчинялся иноземцам. Передвигаться по Москве без постоянных схваток и потерь они не могли. И тогда иноземный гарнизон принял подсказанное московскими боярами решение — сжечь город. В ночь с 19 на 20 марта отряды поджигателей разъехались по Москве.