Нина Молева - Боярские дворы

А начиналось все с торговли. Именно с торговли. Караваны товаров купцов — «гостей» из разных земель тянулись от генуэзских колоний Причерноморья к берегам Белого моря, от Полоцка и Смоленска в Рязанские земли, а там и дальше на восток и юг. И пересекались их пути, водные и сухопутные, у устья неприметной речки Неглинной, в месте ее впадения в Москву-реку, у самого подножия Боровицкого холма. С VII столетия по Москве-реке и ее притокам шла оживленная торговля между Востоком и Западом. Купцы из Средней Азии и Ближнего Востока, проплывая по Волге, Оке, Москве к торговым центрам севера и северо-запада, задерживались здесь. И это был действительно Великий Волжский путь, куда более древний, чем знаменитая дорога «из варяг в греки», знакомая по всем школьным учебникам. Путь, засвидетельствованный находками археологов, как, например, арабскими монетами IХ— ХI веков. Что же касается поселения на Боровицком холме, то его появление можно отнести ко второй половине первого тысячелетия до нашей эры. Иными словами, оно существует уже две с половиной тысячи лет.

И невольно возникающий вопрос: так сколько же на самом деле лет Москве? Историки и археологи до сих пор не пришли к единому решению. Многие историки придерживаются того мнения, что древние поселения (а было их на территории сегодняшнего города около ста) не были собственно Москвой и на Боровицком холме подобного имени не носили. У французских исследователей относительно их столицы точка зрения другая: они считают возраст Парижа от стоявшего на его месте поселения язычников.

Со второй половины первого тысячелетия нашей эры начинается заселение московских земель собственно славянами (VI–VII вв.). В Москве располагаются славяне из племенного союза вятичей. Они долгое время развивались обособленно от могучего государственного объединения восточных славян — Киевской Руси. Даже при Владимире Мономахе, то есть в XII столетии, лесной вятический край считался неизведанной, да еще к тому же заселенной язычниками землей, хотя Киев и надеялся на последующее его присоединение.

Торгово-ремесленный поселок вятичей на Боровицком мысу рано выделился среди других многолюдством и богатством. Можно предположить, что в действительности на холме существовало целых два поселка. Один занимал вершину, в районе нынешней Соборной площади, второй, значительно меньший, находился на оконечности мыса — при впадении Неглинной в Москву-реку. Каждый из них имел круговое укрепление из рва и вала с частоколом. Окружавшие их посады развивались вдоль Москвы-реки и Неглинной. На склоне Неглинной археологам удалось обнаружить остатки «конюшни» — части постоялого двора. Эта часть посада была ближе к перекрестью торговых путей, тогда как другая — тянувшаяся вдоль Москвы-реки — отводилась под пристани. Причем была Москва-река серьезным, а то и вовсе неодолимым препятствием, как рассказывает одно из древних стихотворений Кирши Данилова:

С северо-запада селение на Боровицком холме имело дополнительную защиту в виде промоины естественного происхождения, возникшей от срастания двух оврагов, которые прорезали берега Неглинной. Один проходил у Троицких ворот нынешнего Кремля, второй — между Второй Безымянной и Петровской башнями. Эта промоина служила фортификационным целям еще в дославянские времена.

Сегодня археологи не сомневаются — феодальный «град Москов» уже существовал в XI веке, а в течение двух последующих столетий он превратился в крепость с прилегавшими к нему посадами — предградьем. В период феодальной раздробленности и борьбы за великое Киевское княжение владимиро-суздальские князья потянулись к «Москову»: выход к узлу главных дорог Руси имел слишком большое значение.

Больше двадцати лет один из младших сыновей Владимира Мономаха, Юрий-Георгий Владимирович Долгорукий, мечтает о полноте отцовской власти. В 1147 году, по словам Ипатьевской летописи, зовет Долгорукий на встречу очередного своего союзника, князя Новгород-Северского и Черниговского Святослава Ольговича: «Приди, брате, ко мне в Москов».

Святослав Ольгович недавно вынужден был бежать в лесной суздальский край из начисто разграбленного собственного дома и хозяйства. Князья-родичи опустошили его Новгород-Северскую волость и собственную усадьбу князя в Путивле. Увели они 700 человек дворни, 3000 кобылиц и 1000 коней, не считая несметного множества «готовизны» — продовольственных запасов.

С остатками дружины, женой и детьми добрался князь до суздальской Оки и остановился в устье Поротвы, куда Юрий Долгорукий послал ему богатую «встречу» и дары каждому из прибывших: «паволокою» — дорогими тканями и «скорою» — мехами. Не замедлил расчетливый Долгорукий воспользоваться ратным искусством беглеца — дал ему «воевать» по последнему, зимнему, пути Смоленскую волость вверх по Поротве, а сам направился «воевать» Новгородские волости. Святославу удалось успешно дойти до верховьев Поротвы и занять город Людогощ. Юрий, в свою очередь, овладел Новым Торгом. На обратном пути из Нового Торга в родной Суздаль шел Юрий Владимирович через Волок Ламский, откуда, скорее всего, и послал приглашение соратнику, благо «Москов» был к тому времени местом хорошо известным, благоустроенным и богатым.

Встреча суздальского князя Юрия Долгорукого с князем Святославом Ольговичем. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

Состоялась встреча 4 апреля 1147 года, в пятницу, на пятой неделе Великого поста, в канун праздника Похвалы Богородицы. А на следующий день Долгорукий приказал устроить «обед силен», одарил всех гостей и княжескую дружину щедрыми подарками и тут же сосватал свою дочь за малютку-княжича Олега Святославича. Венчание молодых состоялось спустя три года.

Но союз Юрия Долгорукого с Святославом Ольговичем оказался недолгим. Уже на следующий год щедро одаренный суздальским князем Святослав соединился с его врагом Изяславом, и Юрию Владимировичу пришлось выступить против обоих. Измена была тем тяжелее, что Изяслав пригласил себе на помощь венгров, богемцев и поляков.