Анатолий Коридоров - Планета Крампус. Роман

– Очень даже просто. Поверьте, Алекс. Это, действительно, невероятно, но это так. Больше того, этот доктор Вернер очень хитер. Очень. И это, как я полагаю, лишь малая часть его открытий, или, точнее, изобретений. Это только для его руководителей, для его кураторов и инвесторов отмазки. Вот, мол, эти солдаты – реальные результаты моей работы. Он не разглашает, держит в секрете самые главные свои открытия. Они у него хранятся в записях, а записи, что накапливаются, он регулярно отвозит в Германию, в Баварию. Он оттуда родом. И где-то в австрийских Альпах, в горах, недалеко от Мюнхена, у него есть тайное хранилище, тайный архив. И то, что таится в записях, может оказаться самым страшным оружием для человечества, а не только для какой-то отдельной страны или армии. Вернер неустанно раскраивает черепа советских военнопленных, копается в их мозгах. А над живыми экспериментирует. И это зрелище, признаюсь вам, не из приятных. Во что, в кого Вернер только не превращает людей. Это ужасно. И знаете, Алекс, может, это и чудачество с его стороны, но оно по-своему и зловещее, и в то же время не лишенное здравого смысла. У него в кабинете находится глобус… Такая странная, на первый взгляд, штуковина… Стеклянный шар, действительно похожий на глобус… Только внутри этого шара расположен большой макет человеческого мозга. Вы можете представить себе такую чертовщину? А с поверхности шара вовнутрь, в этот макет, упираются тонкие, блестящие металлические стрелки. И над каждой из них снаружи шара на крохотных табличках напечатаны обозначения, куда, эта стрелка показывает и как это место называется. Вернер, надо сказать, трепетно относится к своему глобусу. Он мне говорил, показывая на него: вот это моя звезда, вот это моя планета!

– Чем же вы заслужили такое расположение у этого доктора Вернера?

Вилли Кауфманн ответил:

– Так мы же с Вернером друзья с детства. Когда-то жили по соседству, в одной школе учились…

За окном расцветало утро. Хоть было еще рано, но уже по-летнему светло. Вот вдоль спортплощадки метнулась и пролетела бойкая стая воробьев и забилась, зарылась в густую листву невысокого дерева. А под окном было слышно воркование голубей. Широко и отдаленно-гулко на все голоса горланили петухи. Городок только-только пробуждался. Люди досматривали свои последние сны перед приблизившимся вплотную трудовым днем.

Вдруг Вилли напрягся. И замолчал. Видимо, к чему-то прислушивался. И, что-то, видимо, решив для себя, торопливо произнес:

– Ну вот, похоже, и все.

– Как все? – удивился Алексей. – Можно сказать – на самом интересном месте… И все.

– Я отнял у вас у вас слишком много времени, Алекс. Извините меня.

– Ну так давай я тебе помогу слезть с подоконника, хотя с моими ногами…

– А вот этого делать не нужно.

– Как не нужно? Ты что, так вот намерен здесь сидеть и дальше?

– Во всяком случае теперь мне ваша помощь не нужна, – заявил Вилли твердым голосом. – Прощай, Алекс.

– Как прощай? Погоди! Стой! Куда?…

Но Вилли, резко опрокинув свое тело назад, уже вывалился из окна наружу.

Но вот в дверях, ведущих из больничного коридора на лестничную площадку, раздались шаги нескольких человек. По пролету к ним поднималось три человека. В одном из них Алексей без труда узнал часового, который помогал транспортировать сюда немца. А еще двое… А еще двое, как правильно рассудил тогда Алексей, это была смена караула, то есть новый часовой и разводящий в звании лейтенанта. Они не спеша поднимались к окну.

Алексей стоял в растерянности, до конца еще не осознав случившегося. Подошедшую смену караула он встретил, одиноко стоя у раскрытого окна. Часовой смотрел округлившимися глазами на Алексея, пытаясь понять, уяснить для себя – а куда девался немец? Ведь он за него нес ответственность. И вот… немца нет.

А Вилли, вспугнув стаю сизых голубей, лежал распростертым под окном. Жизнь оставила тело Вилли Кауфманна.

Алексей винил прежде всего самого себя за гибель немца. «Если бы я не пошел у него на поводу, разве могло бы такое случиться? – корил себя он. – Ишь, окно… Свежий воздух… Все ему занадобилось. А я и побежал навстречу с распростертыми объятиями. Вот теперь и расхлебывай эту кашу. Сам виноват».

Так он рассуждал здесь, в тесной, напитанной влагой и затхлым воздухом камере, сидя в ней вместе с тем самым часовым, дежурившим в роковое утро.

За ним явились сразу же, как только он дошел тогда, после гибели Вилли Кауфманна, до своей постели. Молодой лейтенант в сопровождении автоматчика подошел к нему и коротко сказал:

– Вам необходимо проехать с нами.

И вот они с часовым уже более двух часов сидят здесь в неведении – а что же будет дальше? Разговора между ними не случилось. Лишь обменялись короткими фразами, и все.

– Это мы тут из-за немца, конечно… – высказался первым Алексей, когда за ними лязгнула задвижка.

– Да. Заработал себе на орехи, – огорченно произнес часовой. Как оказалось, звали его – Карташов. Николай Карташов.

В затхлом помещении, в молчании они прождали своей участи долгих, томительных два с половиной часа. За это время глаза Алексея привыкли к полумраку. Вот рядом, справа от него, на стене выцарапана надпись: «Будьте прокляты! Глушков». И буквально тут же ниже: «Это вы, твари, враги народа. Родину насилуете». Видно было, что у этой надписи и почерк совершенно другой, и подписи не было. На противоположной стене также что-то было нацарапано, но разглядеть Алексею не удалось. Дверь открылась, и сутулый, мрачный сержант произнес:

– Боровых. Выходь.

– Наконец-то, – сказал Алексей, поднимаясь с помощью костылей с жесткой деревянной лавки.

– Ну, пока, дружище, – обратился он к Карташову. – Не обессудь, что так получилось. Кто же знал…

– Да ладно… – неопределенно ответил Карташов. – Чему быть, того не миновать.

И Алексей вышел.

Он неуклюже передвигался на костылях по неравномерно освещенному коридору к выходу из полуподвала. За ним следовал сержант. И где-то на полпути справа обнаружилась открытая дверь возле которой курил круглолицый невысокий лейтенант.

– Ну чего глаза пялишь, – рыкнул на него лейтенант, когда Алексей поравнялся с ним и непроизвольно заглянул в открытую дверь. А там, увидел он, на полу лежала полуобнаженная молодая женщина, на которую лил воду из ведра молоденький солдат. Женщина была без сознания.

У Алексея в памяти всплыли только что прочитанные на стене слова: «Это вы, твари, враги народа. Родину насилуете».

– Вали отседа, гнида, – грозно рявкнул лейтенант на Алексея.

И вот он в кабинете, не вызывающем светлых, радужных чувств. В нем все строго, сдержанно. Меблировка более чем скромная, решетки на окнах, густо накурено…