С.Г.Малиновски - Гвардии майор

– Куда? – кисло поинтересовался я, – В Крыму нас сразу выловят. А в Европе шныряет отец.

– Не боись! Я знаю место, куда он точно не приедет – Сочи, дорогой мой!

– Пожалуй, – я воспрял духом, – а для отмазки возьмем с собой папочку из архива.

– Ноутбук прихвати, – напомнила Катька, – тогда им вообще придраться не к чему будет.

– Кстати, а вдруг дядя Юра решит нас раньше навестить?

– Я ему уже позвонила, – успокоила меня она, – сказала, что хотим поездить по окрестностям, чтобы изучить местность.

– Хорошие окрестности, – хмыкнул я, – Россия…, хоть и в пределах видимости.

– Вот и я говорю, совсем рядом, – невозмутимо согласилась она.

Вот так мы и вырвались на свободу. А архив? Архив остался лежать дома, ожидая нашего возвращения.

Тяжелее всего было добираться до места назначения. В связи с тем, что дорога в Симферополь нам, пока, была закрыта, самолет отпадал; машину мы здесь ещё не купили; на мотоцикле вдвоем, неудобно, пришлось ехать автобусом.

Автобус был хороший, а вот всё остальное… Дорога, дебильные таможни (украинская и российская), паром *и зима в придачу. В общем, начало отдыха получилось грустным.

В дороге, от нечего делать, мы заглянули в прихваченную папку. Каллиграфический почерк учителя невозможно было не узнать. Читать было легко. Выяснилось что перед нами не документы, а разрозненные записки из жизни привидений, то есть вампиров, а ещё точнее – Ермоленко.

Мы с Катькой пришли в восторг и вцепились в рукописи как книжные черви. Я же почувствовал несказанное облегчение, не я один, как, оказалось, страдал литературной болезнью в острой форме.

Записи начинались с ноября тысяча восемьсот пятьдесят третьего года…

***

…В Севастополь пришла зима. Вокруг всё отчетливей пахло войной. Я, как и другие молодые офицеры, не мог найти себе места. Не надо быть семи пядей во лбу чтобы понять – главный удар придётся на наш город, оставалось только гадать, когда это произойдёт. А то что произойдёт и очень скоро, я не сомневался. Турки вели себя в Чёрном море как у себя дома и обнаглели полностью. Англия построила им несколько пароходов, и теперь они считали, что могут делать всё что хотят.

Но тут у них вышла промашка. Как сказал в офицерском собрании один из капитанов: «Пускай у нас мало пароходов, зато есть Нахимов!». А сегодня пришла радостная весть. Когда я услышал её, то от счастья чуть не кинулся обнимать первых встречных прохожих.

В честь победы при Синопе сегодня давали бал и банкет. Я, как и все офицеры нашего полка, тоже был приглашён. Весь вечер мы смаковали подробности и восторгались гением Павла Степановича. Надо было очень верить в себя и свои экипажи, чтобы с шестью кораблями начать бой с турецкой флотилией, состоящей из шестнадцати посудин. За четыре часа боя у турок остался один корабль, который позорно уполз из Синопской бухты на паровом ходу. В общем, турки потеряли здесь всё, в том числе и командующего флотом, который был взят в плен. А за тридцать семь человек погибших с нашей стороны, турки отдали три тысячи жизней. Если как следует вдуматься – страшное соотношение.

Радуясь победе, я наслаждался обществом сослуживцев, которые сегодня были веселы и благожелательны как никогда.

Но тут в мою душу ворвалось странное беспокойство, мне всё время мне казалось, будто на меня кто-то внимательно смотрит. Это ощущение нервировало, заставляя, то и дело, оглядываться. Неожиданно я встретился взглядом с высоким незнакомым мне мужчиной. Выглядел он как античный грек в современной военной форме – истинный эллин. Действительно, казалось, что ожила одна из статуй Мирона *. Я так увлекся, рассматривая его, что забыл все приличия. Но ещё более я удивился, когда незнакомец уверенно направился в мою сторону.

– Честь имею представиться – Прокофьев Александр Никифорович, – он окинул меня насмешливым взглядом.

– Прошу прощения, господин полковник, – пробормотал я, и ещё больше сконфузился.

– Можете мне представиться, господин подпоручик и считайте себя прощёным, – усмехнулся Александр Никифорович.

– Ермолов Пётр Львович, – я слегка склонил голову.

– Очень приятно молодой человек, – полковник задумчиво посмотрел на меня, – вы давно служите?

– Никак нет…

– Помилуйте, Пётр Львович, – он с укоризной качнул головой, – мы здесь на балу – не на службе. Извольте отложить официоз до встречи в полку. Здесь принято вести приятные разговоры и танцевать.

– Да нет, – торопливо заверил я его, – просто я ещё…

– Вы не беседовали с полковником вот так, запросто, – казалось он прочел мои мысли, – не пугайтесь, Пётр Львович, мы такие же люди, как и вы. Просто не все отдают себе в этом отчет. Кстати, на службе я и сам не потерплю фамильярности, а на отдыхе можно и расслабиться.

– Слушаюсь, – я не удержался от усмешки, показывая, что понял его намек.

– Вы не возражаете против беседы? Или предпочитаете общаться с товарищами и дамами.

– До танцев ещё есть время, а на счёт товарищей, – я слегка пожал плечами, – у меня не так много друзей, а здесь таковых просто нет.

– Почему?

– Да как вам сказать. Мне не очень нравится, как проводят время вне службы мои ровесники. Отец учил меня совсем другому, да мы и не столь состоятельны, чтобы я мог позволить себе проигрывать в карты по годовому жалованью каждый день или пить без просыпу – я этого не люблю и не понимаю. А по-другому здесь друзьями не обзаведешься.

– Похвально, – задумчиво крутя в пальцах бокал с шампанским, протянул полковник, – я рад, что вы в столь юном возрасте понимаете разницу между собутыльниками и друзьями, – и он неожиданно твёрдо посмотрел на меня.

Я же, поймав его взгляд, невольно подумал: «Не дай бог стать такому титану *поперёк дороги… В лепёшку раздавит.»

Наш разговор прервали первые музыкальные такты. Полковник поблагодарил меня за беседу, пообещал обязательно встретиться, и мы расстались довольные друг другом. Пока я размышлял кого пригласить на танец, чтобы не получить отказ, ибо проявлять интерес к некоторым девицам людям моего круга и звания не полагалось, я заметил, как господин полковник вступил в круг с одной из самых блистательных дам нашего гарнизона. По тому как смотрела на него партнерша и как кокетливо строила ему глазки сразу стало ясно – господин полковник относится к разряду весьма высоких особ. Я невольно задумался над тем, почему он, имея возможность общаться с самыми важными персонами, предпочёл беседу со мной.

Кстати, как выяснилось, разговор с господином Прокофьевым неожиданно поднял и мой статус. Мне весьма недвусмысленно намекнули на возможность потанцевать несколько девиц, которые до этого даже не замечали меня. Я не стал долго раздумывать, и поспешил воспользоваться удобным случаем. Надо сказать, исполнение моей мечты, пройтись в вальсе с мадмуазель Анной, оказалось не таким райским наслаждением, как мнилось ранее. Нет, Анна Фёдоровна была и вблизи так же изысканна и прелестна, но… оказалась весьма жеманной и восторженной натурой. Её излияния по поводу прекрасной ночи, луны, серебристым шаром катящейся по небесам, и другие избитые банальности повергли меня в грусть и уныние. Я понял, что не всем желаниям надобно исполняться. Лучше бы Анна Фёдоровна оставалась по-прежнему далекой и недоступной. Когда тур вальса закончился, я отвел её на место и, поблагодарив за неземное удовольствие, немедленно ретировался.