Мариам Тиграни - Картвелеби. Книга вторая

– Это всего лишь вальс. – Игорь ничуть не смутился и приобнял жену за плечи. – Ничего с тобой не случится, если мы покружимся в медленном танце.

Девушки дружно переглянулись, с трудом сдерживая смех и умиление, а самая старшая из них коротко добавила:

– Не думала, что скажу это, но я согласна с Игорем Симоновичем. Ты ведь никогда на балах не танцуешь! Позволь чему-то новому войти в твою жизнь.

– Верно, – заговорщицки поддакнула Нино. – Иногда можно себя побаловать!..

На самом деле, этого «нового» – и хорошего «нового»! – появилось довольно много в жизни Тины. Спустя пять лет со дня венчания Игорь по-прежнему окрашивал её обыденность в яркие краски, за что каждый член её семьи – и Саломея в том числе! – безгранично его благодарили. Они с Нино облегченно выдохнули, когда чета Ривкиных вышла в центр залы и закружилась в вальсе. Девушки наслаждались умиротворением на их лицах весь танец, ведь, к счастью, на этот заход их никто не пригласил.

– Спасибо тебе!.. – со слезами на глазах шептала Тина мужу и, когда музыка стихла, не убрала руки с его плеча. – Не знаю, как тебя благодарить…

– Меня и не нужно благодарить, глупенькая, – весело подмигнул ей супруг. – Я ведь тебя люблю!.. Разве этого мало?

Лицо Тины исказила картина жгучей боли, но ни одна из сестёр не обратила на это внимания, ведь Айдемировы всё ещё приковывали к себе взоры.

Как только оттанцевали вальс, Башир Ахмедович дал музыкантам распоряжение, чтобы играли зажигательную чеченскую мелодию, отдалённо напоминавшую рачули. Сыновья и дочь Айдемировых долго ждали своего часа и, желая показать себя, пустились в бешеный пляс. Джамаль Вахитаевич, должно быть, решил, что очарует всех девушек в этой зале, пусть сам на них и не взглянет. При этом он ни за что не позволит, чтобы кто-то слишком откровенно смотрел на его сестру. Он кружился вокруг Ирсаны как орёл вокруг голубки, а Искандер стоял чуть поодаль и, улыбаясь, отбивал им в такт хлопки. Брат с сестрой так плавно и слаженно двигались и смотрелись так красиво, что сразили всех наповал своей энергичностью. Никто не решался выйти и танцевать рядом с ними, боясь сделать из себя посмешище. Отец и мать поглядывали на своих детей из другого конца залы и переговаривались с родителями невесты. Ламара сидела за главным столом и не шевелилась.

– Что они о себе возомнили? – вспыхнула Нино, которая обладала той же свободолюбивой натурой, что и младшая Циклаури. – Что за бестактность? Пришли на чужой праздник и ведут себя, как хозяева!..

– Что у тебя на уме? – подозрительно сощурилась Саломея, когда Софико, помня о предыдущих ошибках, промолчала. – Мне не нравится твой тон.

Нино сверкнула глазами и закусила нижнюю губу, как делала всегда, когда нервничала. Оглядевшись по сторонам, она заметила страх и раболепие на лицах окружающих, и это разожгло в ней огонь неповиновения. Капризная, бездумная затея, за которую Шалико наверняка бы осудил её!.. Она даже услышала в голове его голос. Любимый, родной голос, который шептал: «Не надо, санатрело 16 16 Санатрело (груз.) – Мечта моя , не надо!..».

– Пойдём! – азартно позвала княжна и, дёрнув Софико за рукав платья, кивнула на Айдемировых. – Пойдём танцевать!

– Ты серьёзно? – не менее страстно спросила та. – К ним?

– Почему бы и нет? Мы разве их боимся?

– Забудь слово «страх», генацвале!.. Оно точно не про нас.

Саломея тщетно урезонивала восторженных девиц, которые совсем не слушали старших. Зато одна другую стоила!.. Когда-то и она такой была, и к чему это привело? Ах, ну почему, пока не набьёшь собственных шишек, никогда не поумнеешь?!

– Papa это не понравится!.. – крикнула она сестре и закрыла лицо ладонью. Ну и откуда это странное предчувствие?..

Девушки вышли в круг и, подбадривая друг друга, принялись за исполнение. Безрассудность собственного поступка разгорячала их кровь, а то, как поражённо и немного осуждающе смотрели на них люди, не на шутку кружило голову. Айдемировы изумились их бесцеремонностью не меньше всех остальных. Ирсана обернулась к девушкам через плечо, Искандер нахмурил брови, но Джамаль их не замечал, пока… Нино не наткнулась на него спиной.

Музыканты – пусть и еле заметно – стали играть тише, и несколько сотен глаз обратились на них двоих. Саломея бессильно вскрикнула, затаив дыхание, Георгий отставил бокал с вином, а Тина и Игорь отошли от стены, чтобы в любой момент вступиться за сестрёнку.

Несколько секунд все молчали, и старший Айдемиров не стал исключением. Его брат и сестра многозначительно переглядывались, пока Джамаль всматривался в лицо Нино. Софико стало не по себе от того, как долго и оценивающе молодой джигит смотрел на её подругу, но та этого, казалось, не замечала. После паузы Нино пожала плечами и, по-детски хихикнув, захлопала длинными чёрными ресницами. В её глазах не читалось страха, только смешинка с толикой бунта.

– Прошу прощения, – прошептала она, поклонившись. – Ваше… ваше величество .

Выделив последнее слово голосом, она хихикнула ещё раз, схватила княжну Циклаури за руку и, всё так же смеясь, убежала прочь из залы.

Джамаль проводил их пытливым взглядом, застыл, о чем-то размышляя. Ваша 17 17 Ваша (чеч.) – Брат коснулся его плеча, а йиша 18 18 Йиша (чеч.) – Сестра попросила вернуться к танцам. Он так и сделал, но Игорь, который прочитал в его глазах что-то нехорошее, так и не поборол тревоги за сестрёнку.

***

– Мне не понравилось, как он на тебя смотрел, – признался Нино зять, как только настиг их с Софико за углом. Девушки тяжело дышали, прикладывая холодные руки к щекам, но до сих пор, похоже, не понимали всей серьезности своего поступка. – Кулаки у меня так и чешутся!..

– Не пугай бедных девочек почём зря, – вовремя вмешалась Саломея и не позволила сестре запаниковать. – Всем сейчас не до них.

Даико кивнула на центр залы, которая внезапно опустела, а музыканты разошлись по своим местам и позволили гостям в тишине и покое пережёвывать еду. Впрочем, это спокойствие продлилось недолго, ведь, не желая откровенно таращиться, толпа именно это и сделала, когда в салоне появился жених.

Исхан Баширович был неприхотливым и скромным человеком. Невысокого роста, он опирался на трость при ходьбе, приковыливая и припадая на здоровую ногу. Он носил аккуратную щетину, которая его ничуть не портила, а карие глаза смотрели измученно, но по-доброму. Черты его лица казались приятными, но в манерах и речи сквозила некая забитость и даже страх, от чего им помыкали все, кто только мог. Взъерошенные тёмные волосы, общая непритязательность в одежде – и туфли как будто сто лет изношенные! – не добавляли ему привлекательности в глазах прекрасной половины человечества, и они его никогда не замечали.