Александр Чиненков - Агнцы Божьи

– Вижу, ты говоришь с трудом, дорогая, – с беспокойством глядя на неё, поспешил отвлечь супругу от мрачных мыслей Иван Ильич. – Может, воды принести?

– Не надо, меня не мучает жажда, – поморщилась Марина Карповна. – Меня другое мучает… Я знаю, что скоро умру, и очень беспокоюсь, как вы с Анечкой без меня останетесь.

– Эй-эй, не говори так! – нервным выкриком отреагировал на её слова Иван Ильич. – Не изводи ни себя, ни меня такими заупокойными разговорами. Вот сделают операцию, и…

– Не сделают, я уже передумала, – вздохнула Марина Карповна. – Идём по саду больничному прогуляемся, Ваня. Если мне на улице вдруг худо станет, обратно в палату меня приведёшь.

– Нет-нет-нет, какая улица?! – воспротивился Иван Ильич. – Зачем выходить из больницы, отлично зная, что на улице тебе может быть хуже?

– Не надо спорить со мной, Ваня! – хмуро глянула на него Марина Карповна. – Тебе не переубедить меня. Я сказала, что хочу прогуляться, значит, с твоей помощью или без неё я всё одно пойду на улицу. А ты можешь здесь оставаться или возвращаться домой, Ваня…

Она встала с постели и с помощью мужа надела больничный халат.

– Одумайся, Марина, – снова попытался остановить жену Иван Ильич. – Сейчас же врачи на консилиум собрались, как тебя лечить, решают. А вдруг ты им в самый раз понадобишься? Придут все в палату, а тебя ищи-свищи?

– Понадоблюсь, найдут, – ворчливо огрызнулась Марина Карповна, направляясь к двери. – Прогулка придаст мне бодрости. Сейчас я чувствую острую необходимость подышать свежим воздухом.

Поняв, что возражать – пустая трата времени, Сафронов пожал плечами. Он знал, что во время обострения болезни супруга становится особо упрямой и капризной. Взяв Марину Карповну под руку, Иван Ильич вывел её из палаты в коридор, и в это время из кабинета доктора Кольцова стали выходить врачи.

– Ну вот, – всплеснул руками тот, увидев супругов Сафроновых, – а ведь все мы к вам в палату направляемся, дражайшая Марина Карповна!

Женщина побледнела и, чтобы не упасть, ухватилась за руку остолбеневшего мужа.

– Измучили, измучили мы вас, Марина Карповна, долго не ставя вам точный диагноз, – широко улыбнулся Олег Карлович, приближаясь к ней и беря доверительно за руку. – Забудьте всё, что мы пророчили вам раньше! Наш последний коллективный точный вывод: болезнь щитовидной железы и ничего больше!

Из груди Сафроновой вырвался вздох облегчения, а лицо её мужа просветлело.

– Это уже не безнадёжный случай, – продолжил доктор Кольцов. – Болезнь щитовидной железы можно вылечить.

– И что, могу забрать жену домой? – не веря своему счастью, поинтересовался Иван Ильич.

Доктор посмотрел на него, вздохнул и развёл руками.

– Я только что сказал, что вашу супругу надо продолжать лечить, – сказал он. – Но я и словом не обмолвился, что можно обойтись без операции. И это уже не только моё личное мнение, господин Сафронов. – Олег Карлович указал рукой на стоявших рядом врачей. – Это мнение всего нашего консилиума.

– Но-о-о если у меня нет рака, я не хочу операции, – округлила глаза Марина Карповна. – Лечите меня так, лекарствами. Других же вы вылечиваете, не разрезая их на куски.

– Нет, извините, я знаю что говорю, – вздохнул доктор. – Без операции не обойтись однозначно, господа Сафроновы. И давайте договоримся так: вы не в богадельне, а в больнице и принимать решение относительно лечения позвольте нам, докторам. А теперь погуляйте немного на улице и возвращайтесь обратно в палату, Марина Карповна. и, пожалуйста, если хотите действительно выздороветь, прошу, не препятствуйте нам готовить вас к операции. Поверьте, без хирургического вмешательства вам никогда не избавиться от болезни.

Баню топили каждый день, и Прокопий Силыч по нескольку часов кряду парил в ней Силантия Звонарёва, избавляя от коросты его тело.

– Ух ты! – изнывая от водных процедур старца, хрипел надрывно Силантий. – Мочи нет, Прокопий Силыч, пощади! Дай чуток в предбаннике посидеть, чтоб дух перевести.

– Терпи, ты всё выдюжишь, – отвечал старец с ухмылкой. – Я тебя всегда перед банькой укрепляющими настойками потчую. Все внутренности твои хворые новую силу обретают и не пужайся, не дадут сбою!

Подышать и испить травяного настоя в предбаннике Прокопий Силыч всё же дозволял, когда делал пятиминутную передышку самому себе. Силантий выходил в предбанник, обессиленно падал на скамейку, пил настойку и…

– Айда, заползай! – тут же загонял его обратно старец. – Ты что, рассиживаться в предбаннике сюда явился или мощи лечить? А ну, сигай в купель, покуда водица лечебная не остыла! Ежели остынет, в котёл кипящий трав целебных набросаю и тебя в него отпариваться посажу.

Силантий ещё с детства любил мыться в бане. Несколько часов он проводил на полке рядом с пылающей жаром печью, а потом его расслабленное тело отец хлестал берёзовым веником. После этой процедуры создавалось впечатление, будто все мышцы отошли от костей. После омовения с приговорами и стакана травяного настоя он чувствовал себя просто превосходно.

Баня скопцов изнутри выглядела несколько иначе. Точнее, в ней присутствовали все те же самые аксессуары, что и в обычной русской бане, только была добавлена большая кадка, которую старец называл ласково купелью. Перед процедурой исцеления скопцы покрывали полы в бане свежей душистой травой, наполняли кадку горячей водой из котла, в которую старец бросал кучки только ему известных трав. А когда они настаивались в горячей воде, он загонял в кадку Силантия, и тот сидел в ней по горло, пока старец не повелевал ему выбираться.

– Ну что? Как ты? – после заключительной ванны воспрошал Прокопий Силыч, сдирая с него отходящие куски корки панцыря. – Облегчение ощущаешь, голубок?

– Ощущаю, ещё как ощущаю, – бодро отзывался Силантий. – Как будто тяжесть непомерная с меня сходит. А внутренности совсем успокоились, будто и не мучили меня вовсе.

– Излечу я тебя, как новенький будешь, – пообещал старец, смазывая распаренное тело Силантия. – С тела уже скоро корку отпарим и снимем, а вот лицо… Твоё мурло краше уже не станет, веки, губы и нос не нарастишь уже. А вот корку и с лица снимем, это тоже я тебе обещаю.

– Ничего, привык я уже к лику своему безобразному, – вздохнул Силантий. – Бинтами, марлей занавешивать мурло буду, из избы выходя.

– Да и ходить-то тебе куда? – хмыкнул старец, продолжая смазывать его тело. – Что тебе надо, всё принесут, поднесут и в рот положат.

– Да нет, в Самаре у меня ещё дела кое-какие остались, – снова вздохнул Силантий. – Вот решу их и с вами останусь.

– Дела-дела, всех дел не переделаешь, – с сомнением покачал головой Прокопий Силыч. – Мы помрём, а дела останутся.