Лариса Карпова - Кувшинки в снегу

Последующие две недели были наполнены тяжёлым изнуряющим трудом. Наравне со всеми Михаил валил лес, шкурил бревна для новой ограды и дружинной избы, укладывал венцы на сруб, углублял ров вокруг городища. За топоры и лопаты взялись все: и дворовый люд, и дружинники, и сам князь. Все спешили укрепиться, обезопасить себя от набегов, а ведь надо было ещё и посевную успеть провести, пока не поздно, июнь уж на носу. Вот и брались за плуг и мужики и воины, вспарывали целинную землю, сеяли рожь, ячмень, овёс и просо, бабы высаживали горох, репу, капусту и лук. Торопились: лето на Урале короткое, да зима длинная. Не успеешь всё сделать вовремя, придётся зимой, как медведю, лапу сосать. С восхода и до заката не утихали стук топоров, повизгивание пилы, весёлая перекличка дружно работающих людей. Только после того, как крепко врос в землю новый частокол ограды, встали на место тяжёлые дубовые ворота и выросла посреди городища просторная дружинная изба с клетями и пристройками для дворового люда, Михаил разрешил дать себе немного расслабиться и выехать с десятком дружинников на разведку. Тем более, на этом настаивал и старейшина, проведать которого Михаил не раз заходил. Тот посоветовал проехать несколько вёрст южнее по берегу Колвы к Троицкому городищу у ручья Шор-дын, а потом переправиться на левый берег и пройти на восток к Искору. Да князю и самому хотелось проведать отданные на его попечение укрепления, ну и присмотреть место для новой крепости, да побольше разузнать о набегах зауральских и казанских ханов и об обычаях местных жителей. Михаил оставил в городище Степана, одного из своих самых опытных и верных десятников, присматривать за строительством бани, конюшен и загонов для скота, и приказал ставить каждую ночь не менее четырёх постовых, а сам, взяв с собой десяток Захара, двинулся в путь вдоль реки.

Тропа, бегущая по берегу, была чёткой, но довольно узкой, лошади двигались медленно, иногда слишком нависшие ветки приходилось обрубать. Местные жители явно ходили пешком, а лошадь была редко кому доступной роскошью. Михаил наслаждался вылазкой, ныли натруженные строительством спина и плечи, но на душе, впервые за последние месяцы, полегчало. Верно говорит народ: время и работа лечат любые раны. В воздухе разливался аромат разогретой солнцем зелени, речной бриз смешивался с густым, смолистым запахом леса, и эта смесь бодрила, прогоняла усталость и боль из измученного тела. Михаил ехал за Захаром и Никитой, прокладывающими путь и напряжённо вглядывающимися в каждый куст, как будто за каждым из них может скрываться если не ханский прихвостень, то, по крайней мере, медведь. Михаил краем уха слушал, как Захар подшучивал над Никитой, что если тот по-прежнему будет тыкать мечом в подозрительные кусты, то рано или поздно подколет какое-нибудь животное к ужину и выступит настоящим спасителем голодных дружинников, а потому советовал тыкать мечом чаще и энергичнее. Никита отмахивался от него, как от назойливой мухи, насупился, но занятие своё не прекращал. Парень был родом из южных степных земель, он и в Москве держался настороженно, а в тайге ему и вовсе опасность грезилась везде. Михаил поймал себя на мысли, что, прислушиваясь к дружеской перебранке, он снова думает о той девушке у озера. Он уже привык к тому, что мысли о ней не хотят оставлять его и что её образ время от времени встаёт перед глазами. Он так и не решился спросить ни у кого об этой незнакомке, побоялся показаться смешным и нелепым со своими рассказами о девушке с волками, а Прохор и подавно забыл в бесконечных делах о просьбе князя. Да и что он сделал бы, если бы узнал, кто она такая и где её можно найти. Что он может предложить ей? Любовь? Но он был теперь совсем не уверен, что тёмная, ледяная глыба, в которую превратилось его сердце, способна на любовь; предательство и вина, казалось, притягивают его плечи к земле, обесцвечивают мир вокруг. Брак? Но что она скажет, когда узнает, что одну жену, да к тому же беременную, он уже убил? Деньги и власть? Но какое же богатство и власть у сосланного в глушь, опального князька с дружиной из тридцати человек, который к тому же не уверен, что они вообще смогут пережить набеги и зиму? Ему нечего предложить ей, кроме себя самого!

Но вот в чём он был совершенно уверен, так это в том, что сам по себе он никому не нужен. Ни одна женщина никогда не признавалась ему в любви, их отпугивал его мрачный вид и тяжёлый взгляд, да он и сам понимал, что он отнюдь не златокудрый красавец, умеющий ухаживать и говорить красивые слова. А после того, как он убил жену, которая, в сущности, была виновата лишь в том, что не любила его, Михаилу пришлось взглянуть правде в глаза, вряд ли найдётся женщина, которая полюбит его просто так. Конечно, находились женщины, желавшие разделить с ним постель в расчёте на княжескую благодарность. Михаил дарил им золотые монеты, украшения или ткани. И только видя, как вспыхивают их глаза при виде подарка, всякий раз с горечью убеждался, что ни у одной они не вспыхнули так при виде самого князя. Вот и Мария пытается залезть в его постель, рассчитывая на его щедрость. Михаил видел, каким жадным взглядом она осматривала сундуки в его новой светлице в дружинной избе. Может, и княгиней рассчитывает стать, только ему самому всё это осточертело, и больше он не намерен повторять опыт с женитьбой, чтобы потом снова застать жену в сарае с каким-нибудь красавчиком, гуляющую от нелюбимого мужа. Нет уж, хватит, больше он подобной ошибки не совершит. Так что незачем ему искать девушку, не на что ему рассчитывать, а может, она уже чья-то жена или возлюбленная, значит, незачем и допускать какие-либо мысли и надежды. Пусть она останется просто светлым воспоминанием. Михаилом вновь овладело обычное мрачное настроение, и он начал подгонять едущих впереди Захара и Никиту.

К вечеру они доехали до Троицкого городища. Солнце опускалось за горизонт, окрашивая весь мир оттенками красного: розовой лентой струилась Колва, семь холмов, на которых стояло городище, казались алыми, а потемневшее от старости дерево ограды селения стало бордовым. Островки ухоженных полей оттеснили лес далеко от холмов, и поэтому вид городища оказался довольно величественным. Михаил долго рассматривал открывшуюся ему картину, а потом произнёс: «А неплохое место для укрепления!»

Дружинники загалдели, переговариваясь, им тоже понравилось это место, а потом поскакали вслед за князем к воротам ограды. После довольно долгих переговоров и объяснений, кто они такие и зачем пожаловали, ворота все же открыли и провели их в избу к старейшине.

Старейшина оказался седым старцем с проницательными и умными глазами. Он внимательно следил за тем, как его гости поели и начали расходиться на отведённые им для сна места. И только когда они с Михаилом остались наедине, спросил: