Мариам Тиграни - Грешники

– Про музыку я, безусловно, знаю, – рассмеялся ассистент доктора и, не найдя ничего лучше, перевёл всё в шутку. – А ещё о вашей любви к литературе и к Гёте.

Грета подхватила его шутливый тон и насмешливо вскинула брови.

– Вы имеете что-то против Гёте, герр Зендер?

– Отнюдь, хотя он пишет довольно заумно. Но, если мы вернемся к музыке, то я скажу, что особенное место в моем сердце занимает Рихард Вагнер. Тот самый… любимый композитор нашего фюрера. Только бьюсь об заклад, что он вам не по зубам.

Грета, конечно, поняла, что ученик Херцтера специально провоцировал её, но все равно не смолчала не в силах вынести урона, нанесённого её самолюбию.

– Хотите проверить? – Девушка высоко вскинула подбородок и сморщила хорошенький носик. – Если вы так прекрасно разбираетесь в музыке… не против ли вы сыграть что-то из сочинений вашего именитого тезки?

Раньше такое предложение привело бы его в тихий ужас, но теперь Рихард настолько укрепил свои позиции в доме судьи, что без промедления принял вызов.

– Не в моих правилах отказывать таким прекрасным девушкам. – Он не сдержал себя и сделал Грете откровенный комплимент, от которого юная дочь судьи заметно зарумянилась. Затем юноша решительным шагом направился к пианино, поднял крышку, положил перед собой ноты и лукаво подмигнул собеседнице.

– И, кстати говоря, о литературе! Мой вам совет: не рассказывайте никому о своей пагубной страсти к французским романам. Нынче французов не жалуют.

На этот раз Грета зарделась так сильно, что Рихарду показалось, будто его обдал жар её тела. Она всё-таки заняла своё место рядом с ним, и их плечи соприкоснулись. Молодые люди обернулись друг к другу и некоторое время провели в молчании.

– Как это беспардонно с вашей стороны, герр Зендер, – прошептала она в итоге, с трудом скрывая смущение.

– Рихард, – требовательно ответил он, не в силах оторвать глаз от её лебединой шеи.

– Что?

– Зовите меня Рихардом.

Грета резко заиграла, и ему пришлось подстраиваться под её порывистый темп. Они играли поспешно, полностью отдаваясь музыке, ведь одной ей позволяли соединить свои души. О да! В этот момент и он, и она понимали, как похожи были их натуры: натуры романтиков и поэтов среди безобразных черствых сердец лидеров нацистского режима. Война, жестокость, кровь: всё это претило их возвышенным умам. Острее, чем когда-либо, Рихард вдруг осознал, почему с самой первой встречи потянулся к этой утонченной девушке, несмотря на безнадежность своего положения. Она – его родственная душа, она – та, которую он искал столько времени среди тысяч пустышек! Но как жаль, что за этими поисками он уже так сильно себя запятнал…

Мысль, что он не достоин её, вновь уколола Рихарда. И все же!.. Он прекрасно чувствовал Грету, будто она вся была сотворена из стекла. Кому ещё это удавалось? Он догадывался, что возлюбленная пыталась выплеснуть в музыку все эмоции, что испытала за разговор с ним. Которые он заставил её испытывать! Это стало так явно, что его в который раз обдало волной бессмертной надежды.

Ноты внезапно закончились, и в библиотеке повисла пронзительная тишина, рухнувшая на их несчастные головы как снег. Рихард слышал, как тяжело дышала Грета, чувствовал, что жар, исходивший от неё, становился всё сильнее, и всё-таки позволил себе оглянуться.

Он встретился с ней взорами и, прочитав в глазах девушки немую мольбу, прикрыл веки. Он стал приближаться, и она, отдаваясь порыву, сделала то же самое. По телу юноши побежали мурашки.

– Рихард, Грета! Где же вы? Йоханесс прибыл!

Юный Зендер почти нашёл губы фройляйн Либернахт, когда в библиотеку с радостным возгласом вошёл доктор Херцтер. Улыбка тотчас сошла с лица почтенного медика, а на её место пришла усмешка.

– Доктор Херцтер! – без умолку защебетала Грета, чтобы скрыть волнение. Она поспешно встала, натянула на лицо улыбку и взяла пожилого доктора за руку. – Неужели правда? Неужели мой старший брат здесь?

Альфред охотно подыграл дочери друга и так дружелюбно ответил ей, будто ничего не понял:

– Ты слышала меня, душа моя!.. Не теряй больше времени. Беги встречать своего героя!..

Девушка звучно поблагодарила доктора и, не смотря на Рихарда, как можно быстрее удалилась. Стыдливый румянец не сходил с её лица, а легкие шаги на лестнице звучали сегодня невесомее, чем когда-либо.

Альфред Херцтер многозначительно покачал головой, когда он и его ассистентом наконец остались наедине. Тот виновато потупил глаза под осуждающим взглядом доктора, словно нашкодивший кот, написавший в башмак хозяина. Сказано не было ни слова, но эти двое поняли друг друга и так. Настолько он не стыдился даже перед родным отцом!..

Спустя несколько секунд доктор Херцтер жестом подозвал Рихарда к себе и кивнул на лестницу, на которой недавно исчезла Грета. Юноша покорно поднялся с банкетки и приблизился к двери.

– Мы поговорим позже, – спокойно, но требовательно произнес учитель и тяжело вздохнул. Ученик сокрушенно прикрыл веки.

Когда двое мужчин вошли в гостиную, умилительная семейная сцена открылась их взору. Грета с громким визгом повисла у старшего брата на шее, Фридрих во все глаза рассматривал военную форму Йоханесса, а судья Либернахт покуривал в стороне свою неизменную трубку и с непередаваемой гордостью смотрел на старшего отпрыска.

– Грета, ты не жалеешь меня! – тепло проворчал Йоханесс. – Русским и французам не удалось со мной покончить, так это сделает моя родная сестра.

– Думай, что ты говоришь, глупый! – очень по-женски запротестовала сестра. – Никто с тобой не покончит. И слышать о таком не желаю!

– Когда я вырасту, то буду, как ты! – бойко проговорил Фридрих и дернул старшего брата за рукав. – Я хочу себе такую же награду, как у тебя… вон та, блестящая.

– У него будет ещё много наград, – снисходительно отозвался судья и мягко подвинул Фридриха в сторону. – Вскоре он станет новым красным бароном (1). Ты – гордость нашей семьи, Йоханесс!

Йоханесс с непередаваемой нежностью улыбнулся отцу, которого боготворил, и склонил голову в почтительном жесте.

– Быть, как красный барон, огромная честь для меня. – Юноша сжал старика Либернахта в крепких объятиях и с трудом заставил себя отстраниться, – но нет для меня большой благодати, чем ваша похвала, отец.

Вдруг герр Херцтер, считавший, что во всем нужно знать меру – даже в семейных нежностях! – звучно откашлялся в кулак.

– Я прошу прощения, – располагающе улыбнулся доктор. – Мне бы не хотелось мешать столь трогательному воссоединению. Посему, прошу простить, но мы с моими ассистентом, пожалуй, откланяемся.

– О, нет, милый Херцтер! – запротестовал старый Либернахт, бывший в хорошем расположении духа, и подошёл к другу вплотную. Рихард услышал, как он шепнул Альфреду: – Мы с вами ещё не закончили обсуждать наше маленькое дельце.