Анри де Кастри - Маркиза де Помпадур

Похоже, исполнение супружеского долга доставляло ему большое удовольствие. Правда, плодов этого союза пришлось ждать довольно долго, поскольку королева впервые родила лишь 14 августа 1727 года, разрешившись от бремени двумя девочками-близнецами вместо желанного сына. В июле 1728 года на свет снова появилась дочь, и лишь 4 сентября 1729 года родился дофин.

Король сиял от радости и гордости и с новым пылом взялся за дело производства потомства, наградив свою супругу еще шестью детьми – пятью девочками и герцогом Анжуйским, прожившим только три года. Две дочери умерли в раннем возрасте. Но в противоположность тому, о чем можно было подумать, такая удивительная плодовитость не укрепила уз супружества, хотя эта чета и казалась трогательно дружной.

В начале семейной жизни королева вмешалась в политику в знак признательности к герцогу де Бурбону и мадам де При, устроивших ее брак. Она словно не понимала, что за министром неотступно следил Флёри, державший Людовика XV в курсе его ошибок: Бурбон почти всем досадил изменениями денежного курса, сокращением жалованья, увеличением налогов, возобновлением гонений на протестантов. В 1725 году был плохой урожай хлеба, и его подорожание вызвало волнения в провинции и даже в Париже, где 14 августа были разграблены хлебопекарни Сент-Антуанского предместья.

Именно в этот неподходящий момент герцог де Бурбон потребовал для себя неслыханную привилегию – работать один на один с королем без помощи Совета. Королева, назначившая мадам де При своей фрейлиной, позволила втянуть себя в интригу министра.

Она попросила короля зайти в ее покои. Там Людовик XV увидел герцога де Бурбона, который передал ему письмо кардинала де Полиньяка с обвинениями против Флёри. Король прочитал письмо и не сказал ни слова.

На вопросы герцога Людовик ответил, что все останется по-старому, и не скрыл своего неудовольствия министром, заявив ему, что лишь Флёри пользуется его полным доверием.

Сам Флёри, которому сообщили о встрече короля с Бурбоном у королевы, явился туда и не был впущен. Тогда он написал своему бывшему ученику письмо, где говорилось, что поскольку его услуги отныне бесполезны, он просит позволить ему окончить свои дни вдали от двора и заботиться о спасении души в монастыре конгрегации Святого Сульпиция в Исси, куда и удаляется.

Это было умелое повторение «дня одураченных», который веком раньше обеспечил главенство Ришелье.

Хотя Людовику XV было всего шестнадцать лет, происшествие сильно взволновало его, но он быстро принял решение и вызвал Флёри обратно письмом, подписанным герцогом де Бурбоном.

Погубив себя в глазах короля своей интригой, герцог продержался еще несколько месяцев благодаря поддержке королевы. Но Людовик XV, которому не нравилось вмешательство супруги в дела государства, развил свою мысль и 11 июня 1726 года в Рамбуйе, весьма любезно поговорив с герцогом де Бурбоном, который счел себя снова в милости, послал ему вечером записку. В ней он приказывал ему «отправляться в Шантильи без ослушания и оставаться там вплоть до новых распоряжений».

Людовик XV будет методично применять этот прием застенчивого человека, и спустя сорок пять лет опала Шуазёля станет точным повторением отставки герцога де Бурбона.

В то же время Флёри явился к Марии Лещинской, чтобы преподать ей урок. При нем была записка короля, повелевавшего своей супруге относиться к словам бывшего епископа из Фрежюса «как к выражению королевской воли».

Госпожа де При в тот же день была выслана в свой замок Курбепен, где на следующий год умерла – как говорили, от скуки, но может быть, и от отравы.

После изгнания герцога де Бурбона Людовик XV объявил, как его прадед Людовик XIV, что будет править сам и обойдется без премьер-министра. На самом деле, не будучи облеченным этой должностью, кардинал де Флёри исполнял обязанности премьера до самой своей смерти в 1743 году.

Такое положение вещей не могло не отразиться на личной жизни Людовика XV. Хотя в противоположность утверждениям многих историков Людовик XV был одним из самых трудолюбивых французских королей и внимательно следил за делами государства, он питал такое доверие и уважение к своему бывшему наставнику, что возложил на него множество забот по управлению государством и, получив больше свободного времени, сразу заскучал. Поскольку король отличался неутомимостью и недюжинной физической силой, ему требовалось постоянно чем-нибудь занимать свое время. Часто король заполнял его охотой, но ее было недостаточно; возможно, что в юности король после официальной церемонии отхода ко сну снова одевался и неузнанным отправлялся на народные гулянья.

В первое время после свадьбы он занимался своей супругой, но, по всей вероятности, Мария Лещинская, мало расположенная к любовным утехам и уставшая от постоянных беременностей, умеряла пыл своего супруга, отказываясь делить с ним ложе под различными предлогами: беременность, религиозные праздники, усталость.

Ей бездоказательно приписывают фразу: «Что же это! Вечно постель, брюхо, роды», – но если можно почти с уверенностью утверждать, что эта фраза никогда не была произнесена в таком виде, она совершенно точно отражает состояние духа.

В 1738 году, когда король был в Компьене, королева предупредила его, что беременна, но во время пешей прогулки в Сен-Клу и Монтрету она слишком утомилась, и в ту же ночь с ней случилось неприятное происшествие, доказывавшее, что она, вероятно, больше не сможет иметь детей. Однако она не выразила этого ясно и, когда муж вернулся и захотел провести с нею ночь, отказалась его принять.

Людовик XV был так оскорблен ее недобрым приемом, что отныне решил быть свободным в любви и поступках и несколько дней спустя сделал достоянием гласности свою связь с госпожой де Майи. Эта связь длилась уже по меньшей мере пять лет, а началась, когда королю было всего двадцать три года.

В первые годы семейной жизни Людовик XV и не думал изменять жене; он наивно говорил, что она – самое прекрасное создание при дворе, и, похоже, серьезно любил ее душой и телом.

В то время верные мужья были редкостью, и Людовик XV, порой уязвленный сдержанностью своей супруги, стал прислушиваться к речам молодых распутных дворян из своего окружения. Он принимал авансы мадемуазель де Шароле, сестры герцога де Бурбона, очень красивой девушки с бессчетными увлечениями. Он посещал в ее доме развращенное общество, но будто бы не имел связи с дамой, которая противозаконно называла себя Мадемуазель, хотя не была дочерью брата французского короля.

Именно у нее в замке Ла-Мюэтт Людовик XV в конце ужина поднял свой бокал за таинственную особу:

– За незнакомку.